Пpиключения Hиктошки

Когда-то давно Ворчун сломал ногу и целый месяц пролежал в больнице. Стены больничной палаты были белые, а из окошка видно было только серую дверь сарая во дворе, а больше ничего. Когда Ворчун выздоровел и вышел оттуда, он увидел такую прекрасную зеленую травку и такое чистое голубое небо — а с погодой в тот день как раз повезло — что он поклялся никогда больше не ворчать. Но оказалось, что эту клятву было не так-то просто сдержать. Со временем Ворчун снова стал поварчивать и теперь ворчал вовсю, как прежде. «Дело тут, наверное, в его имени, — подумал как-то раз умный Знайка, когда заметил, что Ворчун снова ворчит. — Надо было ему тогда имя сменить». Но вслух Знайка ничего не сказал, потому что он был очень воспитанный и не хотел обидеть Ворчуна.

— Только я тоже не помню, как его зовут, — сказал Ворчун.

— Hиктошка! — вспомнил Пустомеля. — Точно, как же это я позабыл, ведь я даже стихи про него сочинил. Хотите, прочитаю?

— Не время сейчас, Пустомеля, твои стихи слушать, — сказал доктор Таблеткин, — да к тому же все мы знаем, что у тебя за стихи. Ты одни дразнилки всегда сочиняешь.

— Не хотите — не надо, — обиделся Пустомеля.

— Но ведь Hиктошки не было с нами на воздушном шаре? — сказал Знайка.

— Нет, не было, не было, — подтвердили все.

— Выходит, мы его забыли позвать? — сказал музыкант Рояль.

— Хороши же мы все, нечего сказать, — сказал Винтик.

— Кажется, его не было тогда, когда Знайка всех собрал и объявил, что он шар придумал.

— Точно, не было его!

— Он же часто вообще дома не ночует. Видно, тогда как раз в лесу ночевал.

— А до полета кто его последним видел?

— Да я его и видел, — отозвался Пустомеля. — Я его в поле встретил, когда резиновый пух собирал. То есть, тьфу, когда пух и резиновый сок собирал.

— Ну, так ты ему про шар сказал?

— Да сказал я, сказал.

— Ну и что?

— А он не захотел. Обиделся — и убежал куда-то в ромашковое поле.

— Обиделся, значит? — сказал Винтик. — Ну, ты, Пустомеля, известный мастер обижать.

— Что ты ему сказал? — спросил Таблеткин. — Говори!

— Ну... — замялся Пустомеля. — Я ему сказал... сказал, что он бездельник, потому что не собирает резиновый сок. Так ведь это правда! Все работают, Винтик со Шпонтиком насос делают, другие коротышки парашюты готовят, а этот...

— Так ведь он и не знал, что мы на шаре летим! — оборвал его Тюбя. — Эх ты! Ни за что коротышку обидел, вот он и ушел от нас, куда глаза глядят.

— Наверно, он совсем потерялся, — вздохнул охотник Патрон.

— Может, заблудился в лесу.

— Или в реке утонул...

Коротышки пошли всех расспрашивать, не видел ли кто из соседей малыша по имени Hиктошка, в синем шарфике. А Пустомеле стало так стыдно, что он оббегал чуть ли не весь Цветоград, но нигде ему ничего не могли сказать, потому что с Hиктошкой никто знаком не был.

Глава двенадцатая с половиной. В ЛЕСАХ.

А Hиктошка вот уже несколько месяцев бродил по лесам. Коротышки улетали на воздушном шаре весной, а теперь уже стояла осень. Hиктошка так загорел, что его было не узнать. Питался он земляникой и малиной, которые в изобилии росли в окрестных лесах, и еще грибами. Целый гриб спилить складным ножичком Hиктошке было не под силу, но он вырезал из грибов кусочки, накалывал их на веточку и поджаривал на костре. Hиктошка научился выкапывать из земли маленькие корнеплоды, похожие на морковку, но по вкусу напоминающие батат. Их Hиктошка тоже жарил на огне, и они становились мягкие и сладкие.

Дни стояли жаркие, так что шарф он затолкал в рукав своей джинсовой курточки, а ее нес на плече. Иногда вечером становилось прохладно, и тогда Hиктошка грелся у костра. А потом тушил его, расстилал куртку на теплой золе и ложился спать, укрывшись шарфиком. Какому-нибудь другому коротышке, наверно, было бы страшно ночевать вот так, одному, да еще и под открытым небом. Но Hиктошка давно уже привык к лесу — ведь и в Цветограде он нередко оставался там на ночь. Пугающее уханье совы, противное тявканье лисицы, шебуршание ежей в прошлогодней листве и даже предутренний плачь выпи, наводящий тоску на путника, которому случайно пришлось заночевать в лесу, — все эти звуки только убаюкивали Hиктошку. Разве что дождик мог его разбудить. Когда на лицо падали первые капли (а ведь для коротышки каждая капля — как для нас целая чашка воды), Hиктошка просыпался, заползал под какой-нибудь лопух или укрывался кленовым листом, и снова засыпал.