Пpиключения Hиктошки

— Такая... она в болоте живет. В лесу, за городом. Очень лохматая. Она никогда не причесывается. Да ей и невозможно волосы расчесать, потому что они сделаны из болотной тины.

Пустомеля помолчал.

— У нее очень лицо неприятное. Уши большие... лопоухие. Рот... ужасно кривой. Нос тонкий, извилистый...

— Ну и что? — шепотом спросил Растеряка.

— Она там всегда живет. В болоте. Если кто ночью в лес забредет... особенно, когда на небе тучи и луна не светит...

— То что? — спросил Кастрюля.

Но Пустомеля ему не ответил. Он еще сам не придумал, что тогда будет. И он продолжал рассказывать, придумывая на ходу и посасывая кончик одеяла:

— Все-то думают: «Да какая еще там Шишимора? Давно уже их не существует. Коротышки на автомобилях ездят, на шарах летают, электрические лампочки включают. Бабы-Ёги, Кощеи Бессмертные, Шишиморы всякие — нет никого». Ведь правда?

— Что?

— Что вы так думаете?

Кастрюля пожал плечами.

— Правда, — сказал Растеряка. — Знайка говорит, что никого нету.

— Ну вот, видите. А все вы заблуждаетесь.

— Это почему?

— А потому, что врет ваш Знайка.

— Зачем же ему врать?

— А затем. Чтобы коротышки не пугались. Сам-то Знайка знает, да других убеждает наоборот. Потому что на самом-то деле... по-настоящему... она есть.

— Кто? — шепотом спросил Растеряка.

— Шишимора! — гаркнул ему Пустомеля в самое ухо и при этом схватил повара Кастрюлю за подмышки.

— Ай! — крикнул Кастрюля и в ужасе нырнул с головой под одеяло.

— Да хватит вам! — зашипел на них Тюбя, оглядываясь на Таблеткина, который от громких звуков, кажется, проснулся, но потом пожевал губами и перевернулся на другой бок. — И так страшно, да они еще и вопят! Сейчас Таблеткин вам по шприцу снотворного в попы вколет — вот тогда будет страшно!

— Н...нн...нну и пп... пппусть вколет, — послышалось из-под Кастрюлиного одеяла. — Я шш... шш... пп... ппприца совсем не бббоюсь. Шш... шшш... ишимора намного страшшш... шшнее...

— Конечно, чего тебе бояться, у тебя вон какая попа толстая!

Несколько минут все молчали. Наконец Пустомеля снова заговорил:

— Вот вы тут сидите под одеялами... и вам тепло и не страшно. Ну... скажем так: не очень страшно...

В это время ветер как раз утих. Дождь тоже как будто устал и уже не стучал так громко по жестяному карнизу.

— Не очень страшно, — продолжал Пустомеля. — А это потому, что вы думаете, что никого нет. А она... вот прямо сейчас! Сию минуту. Сидит на кочке посреди болота. На кочку вылезла. Волосы у нее длиннющие. Из тины. И тянутся глубоко под воду. Рот кривой ужасно. Она сидит и мокнет под дождем. А уши огромные. Как у слона. И лопоухие, как лопухи.

— Нет, вы только ее себе представьте! — шипел Пустомеля. — И вы сразу поймете, что ее не может не быть. Поняли?

Никто не отвечал.

— Ну вот. Молчание — знак согласия. А если ее не может не быть, значит она есть!

И Пустомеля обвел всех торжествующим взглядом, словно только что совершил научное открытие.

— Можете сколько хотите твердить, что ничего нет, а Шишимора все равно есть и никакой Знайка вам не поможет!

Снова ветер ужасно завыл и пригнул мокрые ветки сирени к самому дому. Черные ветки так страшно зашуршали прямо по стеклу, что все почувствовали: она есть.

— Вот она — Шишимора — шуршит! — радостно прошептал Пустомеля.

Растеряка сидел, плотно закутавшись в одеяло. Широко раскрытыми глазами он глядел на мокрые черные ветки сирени, которые ветер беспрестанно мотал перед окном то вправо, то влево. Тюбя под своим одеялом сжал руками колени, вглядываясь в темное небо. Кастрюля, наверно от холода, стучал зубами. Из-под одеяла торчал только кончик его носа и правый глаз. Когда небо озаряла вспышка молнии, Кастрюля подскакивал на кровати, словно ужаленный. По сравнению с другими коротышками повар Кастрюля был огромным, и пружины матраса, словно волны в бурном море, долго еще потом швыряли Растеряку, Пустомелю и Тюбю в разные стороны.

— Ну и что? Подумаешь? — сказал наконец Тюбя. — Есть она — и есть. Не здесь же, а там, у себя, в своем болоте. Ну и пусть себе там на своей кочке сидит.

— Подожди. Это я тебе пока только доказал, что она есть. А теперь, когда все убедились в ее существовании, я вам расскажу.

Пустомеля снова немного помолчал и стал рассказывать:

— Ну вот... сидит она, значит, на кочке посреди болота. Вокруг дождь, ветер, холод. И ей, бедненькой, тоже становится страшно. И она тогда пробирается поближе к жилью коротышек. Жмется, бедная, промокшая вся, поближе к домам. Спрячется где-нибудь под крылечком. А как появится прохожий, который поздно ночью домой возвращается... она потихоньку из-под крыльца покажется, подойдет поближе... и просит: «Пусти, добрый коротышка, в дом погреться. Совсем я, старая, озябла, продрогла, рви-матизм у меня.

— Что это — рви-матизм? — спросил Кастрюля.