Прачечная, стирающая печали

– Что теперь? Мы просто разойдемся по домам? А как же номер в отеле, который я забронировал в честь нашей первой годовщины? Отменять бронь уже поздно… Надо было снять комнату в нашем обычном мотеле. Выброшенные на ветер деньги…

Ёну встала из-за столика и окинула Кёнхо презрительным взглядом:

– Вернуть тебе стоимость номера?

– Нет, я не это имел в виду. Ты все неправильно понимаешь…

Попытки Кёнхо что-то объяснить оказались бесполезны. Дальше слушать не было смысла. Не говоря ни слова, Ёну открыла дверь кафе и хотела было выйти на улицу, где лил дождь. Кёнхо поспешил за ней, держа в руке одинокую розу и черный зонт.

– Возьми.

– Не надо. Так дойду.

Кёнхо нахмурился:

– Вот зачем надо было рыться в чужом телефоне и разводить драму на ровном месте… Если бы ты ничего не увидела, то все было бы хорошо, мы бы пошли в отель, зажгли бы свечи на торте и хорошо провели время.

– Знаешь, о чем я сейчас думаю, оппа?

– О чем же?

Ёну крепко сжала руки, пытаясь унять дрожь, и, четко произнося каждое слово, ответила:

– О том, что даже не знаю, с кем встречалась последний год. Это страшно. Ты не похож на человека, которого я знаю. Говоришь, все было бы хорошо, если бы я не полезла в твои сообщения? Нет, все было бы хорошо, если бы ты не писал такие вещи. Не писал, что встречаешься с лохушкой. Что у меня маленькая грудь… Дай мне телефон! Покажи эти сообщения! Я должна их увидеть!

Голос Ёну прорвался сквозь густые капли дождя, и Кёнхо, вздрогнув, машинально дотронулся до кармана брюк, где лежал его телефон. Ёну протянула руку. Кёнхо никогда прежде не видел у нее такого выражения лица. Она во что бы то ни стало хотела посмотреть сообщения и была готова открыть этот ящик Пандоры двадцать первого века.

Немногочисленные прохожие оглядывались на них и шептались, но Ёну не обращала на них внимания. В отличие от Кёнхо.

– Черт, ты меня позоришь… – раздраженно произнес он и поморщился, словно от зубной боли.

– Покажи мне телефон, и я перестану.

Кёнхо, пораженный ее невиданной решительностью, взорвался:

– Довольно, я сказал! Чон Ёну, остановись!

– Я не смогу остановиться, пока не увижу твой телефон! В чем проблема, если, как говоришь, ты не сделал ничего плохого?

Едва договорив, Ёну резко потянулась к карману Кёнхо. Тот отшатнулся и, чуть не упав на скользкий от дождя тротуар, испуганно ее оттолкнул:

– Эй, Чон Ёну! Возьми себя в руки.

– Ты только что ударил меня?

– Это вышло случайно! Я чуть не упал, ты сама видела. Просто прекрати. Иди домой. Забудь об отеле и обо всем остальном. Считай, эти деньги просто пропали.

Упоминание об отеле заставило Ёну вспыхнуть гневом.

– Ты думаешь только об этом, придурок?

– Как ты меня назвала? Ёну, ты сама на себя не похожа! Ты – нежная и скромная девушка! Помнишь школьный фестиваль? Ты даже не могла пить, и мне пришлось тебя спасать. Неужели ты всегда была такой грубиянкой?

– Да, оппа, а ты – настоящий придурок!

– Ладно-ладно. Извини меня. Довольна? Прекращай уже!

Заметив, что Кёнхо отвлекся, Ёну снова попыталась выхватить телефон, но внезапно почувствовала, как ее ударило что-то длинное и твердое. Это «что-то» оказалось черным зонтиком, который держал Кёнхо.

Большой, рассчитанный на двоих зонтик покатился по земле. Красиво завернутая роза, якобы символизирующая вечную любовь, упала неподалеку. Ее лепестки быстро смыл дождь и растоптал поспешивший прочь Кёнхо, и они стали неотличимыми от уличного мусора.

Сегодняшний день выдался особенно влажным – по данным метеослужбы, индекс дискомфорта достигал 98 %. Первое сентября, начало осени, однако воздух пылал жаром. Предплечье Ёну, куда угодил зонтик, пульсировало болью. Ошеломленная и потерянная, она некоторое время стояла на месте, потом подняла упавший зонтик и направилась к входу в Шайнвилль. Этот зонтик, еще недавно защищавший ее от ливня, теперь стал жалким хламом.

Она открыла дверь в комнату 301. Студия, которая казалась тесной в присутствии Кёнхо, теперь выглядела устрашающе пустой и просторной. Промокшая до нитки Ёну вошла и опустилась на коврик перед кроватью. С черного зонтика, оставленного у двери, монотонно падали капли дождя. Обняв колени и опустив на них голову, Ёну свернулась калачиком. Ей казалось, будто на нее продолжает лить дождь.

Темная ночь прошла, и наступил рассвет. Во сне Ёну видела себя сидящей в кафе и теперь задавалась вопросом: что бы случилось, если бы она не взяла в руки тот злосчастный телефон? Она склонила голову. Хруст, который прозвучал в момент удара, не был звуком ломающихся спиц. Нет, что-то сломалось внутри нее самой.

Взяв в руки телефон, она не увидела ни звонков, ни сообщений. На экране насмешливо появилась фотография, на которой они с Кёнхо улыбаются. Интересно, знала ли она истинное лицо Пак Кёнхо… Что она сделала не так? Могла ли она, даже не осознавая этого, причинить ему боль? Не поэтому ли он поделился их тайнами со своими друзьями? В любом случае она виновата в том, что залезла в его телефон. Должна ли она извиниться? Ее разум был в смятении, а сердце, израненное предательством, постепенно наполнилось самобичеванием.