Прачечная, стирающая печали

Это время никогда не вернется. Я пожил и знаю, о чем говорю. Вскоре я присоединюсь к твоей матери, поэтому я оставляю тебе сбережения, которые отложил на похороны. Пусть тебе и не нравится мое нытье, но напоследок я должен сказать тебе одну вещь. Прости, что я не смог научить тебя, рожденного воробьем, жить счастливее аиста. И все же помни: я очень тебя люблю. И буду любить даже после того, как меня не станет».

Выведенные перьевой ручкой слова были написаны тем же почерком, какой Тэчжу видел в своем дневнике, в записках от родителей в школу и в первом письме, которое он получил после поступления в медицинский. Это был почерк отца, господина Чана. К горлу подступил ком. Воспоминания, похороненные глубоко в сознании, промелькнули перед глазами, как кинопленка.

Неуютный дом с голубыми воротами в Ённамдоне хранил воспоминания, которые никогда не вернутся. Тэчжу кончиками пальцев провел по записи в дневнике, задержавшись на словах «я очень тебя люблю».

Отец обо всем знал. Он заметил старый скутер, спрятанный за машиной, которой Тэчжу так дорожил, обнаружил пропахшее едой термобелье, зарытое глубоко в корзине для белья, узнал о проблемах с бойлером, когда Тэчжу, проглотив гордость, попросил Учхоля о помощи, и, наконец, увидел, как он сидит один в прачечной и горько плачет. Отец обо всем знал.

Родители всегда знают, когда их ребенок испытывает трудности. Просто взглянув на его спину или сгорбленные плечи, родители понимают терзающие его тревоги. Тэчжу раскрыл потрепанный зеленый ежедневник, прошедший через множество рук. Под банальными заботами вроде «как же хочется есть» или «мне скучно» можно было увидеть ответы, написанные аккуратным почерком господина Чана. На глаза Тэчжу навернулись слезы. Отец искренне переживал о тревогах незнакомых ему людей. Он доставал старое одеяло и готовил финиковый отвар, чтобы у него был предлог прийти сюда, в прачечную, – и приходил, сухонький и исхудавший. Даже в непогоду приходил. Отцу было одиноко.

Телефон завибрировал, сообщая о том, что на счет Тэчжу поступили деньги. Подобно шелкопряду, что спит всего пять раз в жизни и до самой смерти непрерывно прядет шелковые нити, господин Чан неустанно прял шелк – не для кого иного, как для своего ребенка.

Глаза Тэчжу, красные и опухшие, широко распахнулись. Здоровой рукой он дернул себя за волосы, пытаясь сдержать слезы. Казалось, что-то горячее внутри него вот-вот лопнет и выльется наружу. Он крепко сжал кулак, открыл бутылочку с финиковым отваром, осторожно поднес к губам, стараясь не пролить ни капли, и, давясь слезами, сделал глоток. Сладкий вкус фиников скользнул в горло. Это было самое сладкое, что он когда-либо пробовал, настолько сладкое, что почти горькое. Сдерживаемые слезы прорвались плотиной. Тэчжу зажимал рот рукой, однако рыдания все равно просачивались наружу. В голове пронеслись воспоминания о всех тех случаях, когда он притворялся, что не слышит отца, когда решительно закрывал перед ним дверь… Отец… Человек, который всю жизнь видел только его спину… Тэчжу громко всхлипывал, сотрясаемый рыданиями. Стиральная машина у него за спиной издавала звуки, похожие на шум прибоя. Тэчжу закричал. Через некоторое время, когда шум волн затих, до него донесся знакомый запах. Он глубоко вдохнул и закрыл глаза. Сложил руки на зеленом ежедневнике и опустил на них голову, чувствуя себя так же спокойно, как раньше, когда спал на руках отца.

Позади него тихо вращался барабан стиральной машинки. На каждом круге белье внутри поднималось и опадало, издавая шум плещущихся волн и смывая чужие заботы.

«Каждому человеку нужно свое море, где он сможет выплакаться от души. В Ённамдоне есть маленькое море, где белые пенистые волны смывают слезы и печаль».

Эпилог

– Выше голову, Хан Ёрым! Не бойся! Позвонят – хорошо, не позвонят – попробуешь в следующем году снова. Делов-то!

Настал день объявления победителей конкурса. От волнения Ёрым не могла усидеть на месте, поэтому она взяла со своего стула продавленную подушку и вышла из студии. Исходящая от нее нервозность, казалось, олицетворяла саму суть молодости.

Стоило Ёрым войти в прачечную, как ее окликнул Сеун, который пришел, чтобы постирать свою полицейскую форму.

– Что, тетушка, снова пришла сюда искать правду жизни?

– Не разговаривай со мной, дяденька. Я боюсь пропустить важный звонок.

– Снова ты заладила – «дяденька», «дяденька»! Я – защитник народа! Чей звонок ты так ждешь?

Ёрым хотела постирать свою подушку, но все стиральные машины уже усердно вращались. И когда это место успело стать таким популярным? В зеленом ежедневнике осталась только одна пустая страница. Словно ожидая кого-то, обремененного непереносимо тяжелыми заботами, эта последняя страница оставалась девственно-чистой.

Пока Сеун ждал ответа, в прачечную вошла Ёну. В руках у нее был котенок и рабочая одежда, испачканная краской.

– О? Здравствуйте, давно не виделись! Я не приходила из-за экзаменов и очень рада, что наконец-то смогла выбраться!