Прайм-тайм

– Нет, – возразила Анника. – Ее одолевало любопытство. Она не знала. Жила с этой мыслью, но так никогда и не осмелилась. Я не сомневаюсь, что это так.

– Информацию о влагалищной жидкости, конечно, сложно использовать в такой семейной газете, как «Квельспрессен», – заметил комиссар.

– Зависит от того, как напишешь, – сказала Анника, и в следующее мгновение разговор прервался.

Она сидела с трубкой в руке несколько секунд, пытаясь избавиться от чувства отвращения, еще до конца не отпустившего ее.

– Как все прошло? – крикнула Берит.

Анника положила трубку.

– Пошли пить кофе, – сказала она.

Бэмби Розенберг осторожно шла вверх по склону в направлении помещений «Зеро Телевидения». Острые частицы гравия перекатывались под тонкими кожаными подошвами полусапожек, впивались в них, и она покачивалась на ходу.

Джинсы врезались в тело. Она прибавила в весе.

Бэмби остановилась перевести дух. Движение забирало немало сил, но требовалось продолжать путь. Она прищурилась, глядя в сторону третьего этажа, пыталась различить окна Мишель. Яркий солнечный свет, который не задерживали редкие облака, мешал ей сделать это.

Сейчас не осталось никого, кто бы ее понимал.

Бэмби не успела защитить себя. И внезапно осознала это с такой силой, что у нее перехватило дыхание, словно сама мысль комом застряла в горле.

Она снова была одна. О боже, одиночество опять стеной окружило ее.

Холодный ветер набросился на нее, она плотнее запахнула кожаную куртку.

Как она справится без Мишель?

Все станет как раньше. Отчаяние, беззащитность, слишком много вина, слишком много рук на теле. Точно как прежде.

Она прибавила шаг.

Наружная дверь оказалась тяжелой, словно каменная, ей пришлось упереться в нее обеими руками. Один каблук съехал со ступеньки, ремешок соскользнул с плеча, сумочка ударилась о ее колено и раскрылась. Тушь, губная помада, плитка шоколада и несколько тампонов вывалились на землю, из-за чего слезы брызнули у Бэмби из глаз. Она поискала какой-нибудь предмет, чтобы с его помощью открыть дверь, но ничего не нашла. Наклонилась, чтобы собрать свои вещи. Один тампон оказался в небольшой луже, где быстро разбух от воды и в четыре раза увеличился в размерах. Она оставила его лежать там.

Собственно, Бэмби никогда не нравилось «Зеро Телевидение».

Она воспользовалась лифтом, хотя ей следовало подняться по лестнице. Требовалось больше двигаться, больше думать. Голос Мишель эхом отдавался в ее ушах:

«Не пропускай обед, тем самым ты лишь нарушаешь сжигание жира. Но выброси пакет с чипсами, там только крахмал и всякая дрянь, это не лучшим образом скажется на твоих бедрах, что здесь хорошего?»

Она неуверенно шагнула в редакцию, никого, только компьютеры и бумаги, пыль и пятна от кофе на столах. Остановилась перед дверью. Кто-то, наверное, находился здесь, поскольку помещения были не заперты, прислушалась. Тишину нарушал только шум кондиционеров, гнавших внутрь прохладный свежий воздух.

Она быстро направилась к комнате Мишель.

Увидела чью-то спину в коротком сером пиджаке, как только обогнула кафетерий.

Адреналин добавил ей решительности, она буквально влетела внутрь.

– Чем ты занимаешься?

Себастьян Фоллин поднял на нее глаза, капельки пота блестели у него на лбу, волосы торчали в разные стороны, оттого что он стоял, наклонившись вперед.

– А, это ты…

Он отвернулся от нее, снова продолжил извлекать бумаги из самого нижнего ящика – архив Мишель.

Бэмби Розенберг подошла к письменному столу, вытянула вперед руки, как бы защищаясь от хаоса, царившего на его поверхности, протиснулась мимо Себастьяна Фоллина:

– Это же вещи Мишель! Что ты с ними делаешь?

– Полиция уже все просмотрела, не нашла ничего ценного для них. Это теперь мое.

Бэмби уставилась на уже обозначившуюся лысину менеджера.

– Вовсе нет! – сказала она. – Это же личные вещи Мишель. Какое ты имеешь к ним отношение?

Менеджер выпрямился не без труда, левой рукой осторожно подпирая спину.

– Малышка, – произнес он с легким укором и приподнял брови. – Это рабочие материалы фирмы Мишель, и как сотрудник, отвечающий за ее дела, я обязан позаботиться о том, чтобы они не попали в чужие руки.

– Но это неправда, – возразила Бэмби. – Она не твоя. И не тебе должны принадлежать ее вещи, когда она мертва.

Лицо Фоллина перекосилось от гнева, он сжался, стал еще компактнее, чем обычно. Волосы упали на глаза, которые сузились за очками, превратившись в щелки, руки поднялись.

– Исчезни, – прошипел он. – Убирайся отсюда. Теперь я за все отвечаю.

Бэмби Розенберг моргнула несколько раз. Заметила произошедшие с ним перемены, что он чуть ли не готов броситься на нее с кулаками.

– Не сходи с ума, – сказала она. – Ты больше не имеешь никакого отношения к Мишель. Она же уволила тебя в четверг.

Фоллин напрягся, его тон стал еще жестче.

– Что ты сказала? – прорычал он.

– Она рассказала мне об этом и, если верить ей, сообщила тебе тоже, и вы договорились…

Себастьян Фоллин стоял абсолютно неподвижно, Бэмби могла видеть собственное отражение в его очках.

Внезапно до нее дошел смысл собственных слов.

Она схватила воздух ртом, сделала шаг назад.