Прах Энджелы. Воспоминания

Возьми, или на почте скажу, чтоб ты мне телеграмм больше не носил.

Хорошо, мэм. Большое спасибо.

Всего тебе доброго, сынок. Береги свою мать.

Всего доброго, миссис Дейли.

В сентябре Майкл начинает ходить в школу, и иной раз до того, как вернуться в дом Ламана Гриффина, заходит к Аббату. Когда идет дождь, он спрашивает: а можно я тут останусь? И вскоре уходить к Ламану Гриффину вовсе перестает. Он голоден и у него нету сил мотаться две мили туда и две мили обратно.

Потом за ним приходит мама, и я не знаю, что ей сказать, не знаю, как на нее смотреть, и все отвожу глаза куда-то в сторону. Как работа? - спрашивает она, будто у Ламана Гриффина вовсе ничего не случалось, и я отвечаю: отлично, - будто у Ламана Гриффина вовсе ничего не случалось. Когда дождь так льет, что на улицу не выйдешь, мама с Альфи ночует в маленькой комнате наверу. На следующий день она уходит к Ламану, но Майкл остается, а вскоре и мама перебирается к нам, и к Ламану больше не уходит.

Аббат вносит еженедельную плату за жилье. Мама получает пособие и талончики на еду, но кто-то на нее доносит, и ее лишают выплат в Диспенсарии. Ваш сын, говорят ей, получает фунт в неделю, а у многих семей доходы куда меньше, и скажите спасибо, что у сына есть работа. Теперь мне приходится отдавать всю зарплату маме. Один фунт? - говорит она. И это все, что тебе дают, хотя ты колесишь повсюду в любую погоду? В Америке это четыре доллара. Четыре доллара. А в Нью-Йорке на четыре доллара и кота не накормишь. В Нью-Йорке за доставку телеграмм в «Вестерн Юнион» ты получал бы двадцать пять долларов в неделю и жил бы в роскоши. Мама всегда переводит ирландские деньги в американские, чтобы не забыть, и пытается всех убедить, что тогда всем жилось лучше. Бывает, мне разрешают оставить себе с зарплаты два шиллинга, но если я иду в кино или покупаю подержаную книгу, ничего не остается, а значит, я не смогу накопить на билет и буду прозябать в Лимерике, пока мне не стукнет двадцать пять.

Мэлаки пишет из Дублина, что сыт военным оркестром по горло и не хочет всю жизнь дудеть в трубу. Через неделю он возвращается домой и жалуется, что ему приходится спать на большой кровати вместе с Майклом, Альфи и со мной. В армии, в Дублине, у него была своя койка с простынками, одеялом и подушкой, а теперь опять это пальто и валик, из которого, только дотронешься - перья летят. Бедненький, говорит мама, очень тебе сочувствую. У Аббата собственная постель, в мамином распоряженни маленькая комната. Мы снова все вместе, никакой Ламан нас больше не мучает. Мы готовим себе чай, жарим хлеб и рассаживаемся в кухне на полу. Аббат говорит, что сидеть на полу не положено, для чего тогда стол и стулья? Он жалуется маме: у Фрэнки что-то не то с головой, и мама говорит нам: будете сидеть на сыром полу – заболеете и умрете. Мы сидим на полу и поем, а мама с Аббатом сидят на стульях. Мама поет Are You Lonesome Tonight? А Аббат - The Road To Rasheen, и мы снова не понимаем, о чем эта песня. Мы сидим на полу и рассказываем истории о том, что было, и о том, чего никогда не было, и что будет, когда мы все поедем в Америку.

Бывает, что дни на почте тянутся долго-долго, и мы сидим на лавке и болтаем. Говорить нам разрешают, но смеяться запрещено. Скажите спасибо, говорит мисс Барри, что вам платят за просиживание штанов. Тунеядцы вы, шалопаи форменные. Чтоб смеха я не слышала. Если вам платят за болтовню и сиденье без дела – это еще не повод для смеха, и если хотя бы смешок услышу – выставлю вон, пока не одумаетесь, а кто хихикать не прекратит – сообщу куда следует.

Ребята шепотом ее обсуждают. Тоби Мэки говорит: этой стерве бока бы намять. Ее мать была уличной девкой, а отец с бородавками на причинном месте и с мозолями на яйцах из психушки удрал.

Вся скамейка смеется, и мисс Барри прикрикивает на нас: я кому сказала, чтоб никакого смеха? Мэки, о чем ты там трепешься?

Я говорю, мисс Барри, что в такую прекрасную погоду лучше бы нам телеграммы разносить и дышать свежим воздухом.

Не сомневаюсь, Мэки, что ты так и сказал. У тебя не рот, а помойка. Слышишь меня?

Слышу, мисс Барри.

Тебя, Мэки, на лестнице слыхать.

Да, мисс Барри.

Заткнись, Мэки.

Непременно, мисс Бэрри.

Больше ни слова, Мэки.

Ни слова, мисс Барри.

Мэки, я сказала, заткнись.

Ладно, мисс Барри.

Все, Мэки, хватит. Не испытывай мое терпение.

Не буду, мисс Барри.

Матерь Божья, дай мне терпения.

Хорошо, мисс Барри.

Имей в виду, последний раз предупреждаю. В самый последний раз.

Я понял, мисс Барри.