Прах Энджелы. Воспоминания

Я просовываю телеграмму под дверь и еду на велосипеде обратно во францисканскую церковь, помолиться об упокоении души Терезы. Я молюсь перед каждой статуей, перед каждым витражем, на каждом стоянии Крестного пути. Я клянусь, что до конца своих дней буду жить в вере, надежде, любви, бедности, целомудрии и послушании.

На следующий день, в воскресенье, я посещаю четыре мессы. Три раза совершаю Крестный путь. Весь день читаю розарий. Не ем и не пью, и как только нахожу тихое местечко, плачу и молю Господа Бога и Деву Марию сжалиться над душой Терезы Кармоди.

В понедельник на почтовом велосипеде я следую за похоронной процессией на кладбище. Я стою за деревом недалеко от могилы. Миссис Кармоди плачет и стонет. Мистер Кармоди с озадаченным видом шмыгает носом. Священник читает молитвы на латыни и окропляет гроб святой водой.

Мне хочется подойти к священнику, к мистеру и миссис Кармоди. Хочется рассказать им, что это я отправил Терезу Кармоди в ад. Пусть делают со мной что хотят. Ругают меня. Оскорбляют. Швыряются могильной землей. Но я так и стою за деревом, смотрю, как все уходят и могильщики закапывают могилу.

Иней уже белит свежую землю на могиле, и я думаю про Терезу, про холод в гробу, про рыжие волосы, зеленые глаза. Я не понимаю, что со мной происходит, но я знаю, что никогда прежде, кто бы ни умирал, в нашей семье или на других улицах, ни из-за кого из тех, кто оставил наш мир, у меня не было такой боли в сердце и, надеюсь, не будет.

Темнеет. С велосипедом я иду к выходу с кладбища. У меня телеграммы, их надо доставить.

XVI

Миссис О’Коннел вручает мне телеграммы на имя мистера Харрингтона, англичанина – у него умерла жена, которая родилась и выросла в Лимерике. Ребята на почте говорят, что телеграммы с выражением соболезнований – это пустая трата времени: все только плачут и рыдают от горя, будто на чай подавать уже и не надо. Тебя пригласят зайти, взглянуть на усопшего и помолиться у его ложа. И все бы ничего, кабы тебе предложили каплю шерри и бутерброд с ветчиной. Но нет, помолиться изволь, а что до кормежки – скажи спасибо, если сухое печенье перепадет. Ребята постарше говорят, что надо правильно разыграть карты, тогда получишь на чай. Если тебя пригласят в дом помолиться, надо встать на колени подле усопшего, глубоко вздохнуть, осенить себя крестным знамением, уронить голову на покрывало, спрятав лицо, и затрясти плечами, ухватившись за кровать обеими руками, будто ты от горя вне себя и пусть оттаскивают тебя, чтобы ты шел доставлять остальные телеграммы; и смотри, чтобы щеки у тебя от слез блестели – или от слюней, размазанных по лицу, - и если после стольких трудов чаевых тебе не дадут, то остальную пачку телеграмм пихай под дверь или швыряй в форточку, пусть горюют без нас.

Харрингтонам телеграмм я раньше не доставлял. Мистер Харрингтон страховщих, он вечно в разъездах, а миссис Харрингтон не скупилась на чаевые. Но она умерла, и дверь открывает мистер Харрингтон. Глаза у него красные, и он хлюпает носом.

Ирландец? (Понятно, что ирландец, если тут в Лимерике стою у него на пороге с пачкой телеграмм в руке.) Да, сэр. Проходи, говорит он. Телеграммы оставь на полке в прихожей. Он захлопывает входную дверь, запирает ее, кладет ключ в карман, и я думаю: англичане какие-то странные.

Ты, конечно, захочешь ее увидеть. Захочешь посмотреть, что с ней сотворил этот ваш чертов туберкулез. Ну народец, упыри. Марш за мной.

Он ведет меня сперва на кухню, где берет две бутылки и тарелку бутербродов с ветчиной, и мы идем наверх. Миссис Харрингтон лежит на постели - белокурая, розовощекая, умиротворенная. Она выглядит очень мило.

Это моя жена. Пусть она ирландка, но так, слава Богу, не скажешь. Как ты - ирландец. Тебе, конечно, выпить хочется. Вы, ирландцы, глушите, что нальют. Вас от груди только отнимут, и уже подавай бутылку виски и пинту стаута. Ты что будешь: виски, шерри?

Мне бы лимонада.

Я по жене скорблю, здесь тебе не утренник. Выпьешь шерри. Пойло из этой чертовой Испании, где одни католики и фашисты.

Я глотаю шерри. Он снова наполняет мой бокал, а себе хочет налить виски. Черт. Виски закончилось. Стой тут. Слышишь? Я схожу в паб еще за одной бутылкой. Стой тут, пока я не вернусь. Ни с места.

Я не понимаю, что происходит, от шерри у меня кружится голова. Я не знаю, как вести себя с англичанами, когда у них траур. Миссис Харрингтон, вы смотритесь очень мило. Но вы протестантка, вы обречены на вечные муки и уже горите в аду, как Тереза. Священники говорят: вне Церкви нет спасения. Погодите, а что если я спасу вас. Крещу в католичество. Искуплю вину перед Терезой. Надо найти воды. О Боже, дверь закрыта. Почему? Может вы вовсе не умерли? Подглядываете за мной? Вы умерли, миссис Харрингтон? Я вас не боюсь. Лицо у вас ледяное. Ой, и правда, вы умерли. Я крещу вас этим шерри из Испании, где одни католики и фашисты. Крещу тебя во имя Отца, и Сына, и…