Практические советы Порфирия Иванова

…Была суббота, меня спросили, буду ли я есть. Я ответил, что буду, как все, голодать до 12 часов воскресенья. На следующий день в 12 часов мы сели обедать. Я думал, что подадут что-то особенное, но, к моему удивлению, Валентина Леонтьевна подала украинский борщ, очень жирный и перченый. На второе были котлеты с гречкой на третье — компот. После еды пели Гимн. В этот день мне нужно было уезжать, расставались очень тепло. Валентина Леонтьевна на дорогу дала пирогов и сказала, что двери этого дома всегда открыты. Выйдя за калитку, я понял, что был в каком-то другом мире, где было спокойно, легко, и на все вопросы были ответы. Обратный путь прошел легко и удачно.

Через некоторое время я получил письмо, в котором была "Детка" и внизу от руки дописано: "Прочти книгу В. Черкасова "Сотвори добро" и приглашение приехать. Я с радостью поехал. По приезде Учитель меня спросил: "От чего у тебя тело загорелое — от солнца или от мороза?" Я сказал, что от солнца. Учитель, огорченный ответом, сказал: "А у меня такое тело от мороза становится". Я очень хотел попасть в десантные войска и попросил Учителя, чтобы он мне помог. Учитель сурово сказал: "Не стремись туда — ты там сгоришь". Я не послушался и в дальнейшем сделал все, чтобы попасть в десант. Но наш эшелон призывников задержали в связи со смертью Брежнева, и мы попали в танковые войска.

Были большие проблемы в связи с занятиями системой. Замполит несколько раз вызывал, ему хотелось узнать, почему я не ем в субботу, когда солдат вечно голодный, выбегаю на снег босиком, хотя и так холодно в казарме. Ему казалось, что я специально хочу заболеть и не служить в армии. Долго я ему говорил про Суворова и т. д., но ничего не помогало. Я написал письмо Учителю. Он ответил так: "Саша! Ты знаешь, что военная часть это есть закон. Но твое дело одно — знать меня и просить меня во всех своих действиях. Не бросай, а делай…"

Я с душой и сердцем просил Учителя, так как очень мне не хотелось бросать это дело. И вот однажды в разговоре с замполитом проскользнуло: "Может, ты йог?" — "Если вам так удобно, пусть будет так", — ответил я. И, найдя для меня место, все успокоились. Через некоторое время еще один парень, Володя, написал Учителю письмо. Через две недели получил ответ и фото Учителя. Мы вместе писали Учителю, и на все он нам отвечал. В апреле на наши письма мы получили ответ от В. Л. Сухаревской: "Саша, деточка, спасибо. Если знаешь и веришь, не отступай, делай все — плохо не будет. Учитель ушел телом, а духом всегда с нами. Желаю счастья, здоровья хорошего. Валентина".

Некоторое время я не знал, кого же просить, а потом по-прежнему просил Учителя и получал от него помощь. Сейчас, по прошествии времени, могу сделать вывод, что помощь была очень ощутимая".

Примеры таких исповедей можно приводить десятками. Люди искали в доме поддержку, уют и душевный покой и находили их. Вот только самому Учителю жилось в нем хоть и уютно, но не слишком-то спокойно: власть предержащие косо смотрели на воистину народное паломничество.

Из воспоминаний В. Л. Сухаревской: "В 75-м году забрали Учителя (в общей сложности он провел в больничном и тюремном заключении 12 лет) в Новошахтинск, где было очень жестокое отношение к нему. Холодная зима, трубы порваны, отопления нет, а он — в трусах. Никто не дал ему даже приодеться. Повезли ему одеяло — забрали. У него высокая температура, а на улицу приказано не выпускать.

Умоляюще просила выписать Учителя под расписку. Посылала туда Петра Матлаева и Сашку Брижанева. Врачи не отдавали его без ведома главврача, а она была — в отлучке. Потом все-таки разрешили.

Приехали мы за ним; он еле-еле вышел. Сел. Привезли его домой, не ходит. Мы видели: Учителю очень плохо, и тут один из хуторских ребят, которые чтили его, как Бога, задают ему такой вопрос:

— Учитель, а вдруг ты уйдешь из жизни? Что нам потом делать?

— Ваше дело — сказать истину, что делал на Земле Учитель. И больше я никому ничего не оставляю и не поручаю… Если уйду зимой, поставьте возле какого-нибудь дрючка, обливайте холодной водой и сделайте так, чтобы я был, как застывшее дерево. А похороните меня в Красном Сулине рядом с моей супругой Ульяной Федоровной. А народу будете говорить правду. Если вы не скажите, вот эти камни расскажут обо мне.

Через каждые 15–20 минут ребята вытаскивали его под руки на улицу, и я тут же обливала его холодной водой. Сперва он и на улице стоять не мог, его как-то подымали, в корыто ставили и в корыте обливали. Через полтора суток он зашевелился и тихонько пошел. Ему стало лучше. Затем стал выходить сам. На третий день привезли новошахтинского врача с супругой. Я приготовила, конечно, стол для него. И Учитель, не употребляя до этого — никакой пищи, выпил с ним стакан чаю, с этого времени он нормально пошел и с этого времени вновь стал разговаривать с Природой.

Но тут началось такое давление на него со стороны властей — выдержать невозможно. Вызывают той же зимой в исполком меня, и председатель исполкома Чернышков говорит:

— Почему он у вас? Чтоб его тут не было! Он позорит нашу область.