Старая женщина: Я не хочу проваливаться. Я буду проваливаться. Как сладко проваливаться.
Первый: Забавно.
Старая женщина: Мне нравятся «Пинк Флойд» и «Джетро Талл».
Первый: У тебя только одно на уме.
Старая женщина: Банда саблезубых тигров. Лошадь с кинжалом в зубах.
Первый: Что там Сэр Френсис?
Старая женщина: Бумс.
Первый: Похоже на Сокурова.
Старая женщина: Его уже видели много раз.
Первый: Что делать, когда он придёт?
Старая женщина: Каждый должен решить это сам.
Первый: Что — решить?
Старая женщина: Что-то.
Первый: Пойми, в моём положении.
Старая женщина: Если он должен прийти, то он придёт. Сопротивляться этому — бессмысленно. Даже седой полковник — он воевал с белофиннами, освобождал Прагу, арестовывал Кальтенбруннера, выселял крымских татар, крутил роман с балериной, служил на Дальнем Востоке и лично допрашивал Буковского — но даже он ничего не смог сделать и упал с разорванной аортой в некошеную траву в половине девятого утра.
Пауза. Второйчем-то шуршит в мешке. Метла метёт.
Телефонный звонок. Первыйне сразу берёт трубку.
Первый: Да. Я слушаю. Откуда? Из Небесной Канц… Да, просил. Точно ничего неизвестно? Ну что ж… (смеётся) не знаю даже. Может быть, будет? Прекрасно. Чудесно. А? Да, в общем-то, уже всё равно. Спасибо. Что? Что они просили узнать? Как тут обстоят дела? (пауза) А они, шефы эти ваши, не знают? Им бы и карты в руки. А, разладилась обратная связь… Ну, ясно. Я ещё тогда обратил внимание, что у вас хреново работает телефон. Что? Да, могу. Могу. Хотя сказать мне особенно нечего. Да и что тут может происходить? Я вот застрял… Да-да, по-прежнему. А вокруг — вокруг площадь. Асфальт растрескался и ни к чёрту не годится — ямы, выбоины и так далее. На театр лучше бы не смотреть вовсе — краска облупилась, штукатурка осыпается, похоже, скоро всё здание рухнет. На деревьях — пыль. Пыль! Из автобусов вываливаются вспотевшие туристы и глазеют на всё подряд. Вот так. Ну, а в целом — жизнь катится в обычном своем ритме… в обычном ритме, говорю. Ещё что? Ещё… А ещё по вечерам в окнах зажигается свет. Люди торопятся домой, хлопают двери парадных. Кто-то едет на лифте, а кто-то — если не слишком высоко и позволяет здоровье — идёт пешком. Люди заходят в свои квартиры, надевают домашние тапочки и кладут на место дверные ключи. Каждый из них всё знает в своей квартире — где лежат щётки, запасные тюбики с зубной пастой, старые газеты и чистые носки. Люди зажигают свет в ванной, моют руки и лицо, вытираются полотенцем и идут на кухню, ужинать. Они включают чайник, режут хлеб, достают из холодильника, что бог послал и начинают есть. Они — едят!
Старая женщина: Конечно, едят. Молб! Чего же им не есть-то?
Первый: Вот они и едят!
Старая женщина: Проголодались за день, как коты — вот и едят.
Первый: Да, они проголодались и хотят есть! Они ужинают!
Старая женщина: Что же им — завтракать вечером? Солб.