Читаем Прасковья Ангелина полностью

— Да так, ничего вроде, Иван Михайлович. Однако ж не все еще ладно. Кое-кто работает с прохладцей, а некоторые и агрономию нарушают. — Никита Васильевич взглянул на стоявшего рядом сына.

Куров присел. Вокруг него собрались крестьяне Он заговорил о новых планах, о том, как важно повышать урожайность, как надо расставит! людей в бригадах, как работать с молодыми колхоз никами.

— Пришел ко мне вчера вечером Панюшкин, — продолжал Иван Михайлович. — Принял я его как положено. «Дело у меня к вам, товарищ представитель советской власти. Вы человек добрый. Надеюсь поможете, — говорит он мне. — Понял я вашу власть Без нее жить более не могу. Примите меня в колхоз, примерным хлеборобом стану, хозяйство поставлю на ноги». Что ему было сказать? «Сходите сами к народу, гражданин Панюшкин, и спросите, может, возьмут они вас. Колхоз — дело народное». А он как загремит: «Они, да возьмут? Никогда в жизни, знаю я их». — «Чего же вам страшиться, — говорю ему, — спросите народ».

Колхозники возбужденно разом заговорили:

— Хитрая лиса.

— Иуда!..

— Гнать в шею Панюшкиных из деревни.

Иван Михайлович твердо сказал:

— И выгоним, товарищи.

ПЕРВЫЙ ПОДВИГ

Каждый день вносил что-то новое в жизнь деревни. Николай, Иван, Константин, Надя и Леля вступили в комсомол. Секретарем комсомольской организации выбрали старшего брата Николая.

А спустя месяц дети колхозников давали торжественное обещание, Паша стала пионеркой. Радости ее не было границ.

Кулаки на селе негодовали, шипели:

— Дьявольская затея. Курносая-то Пашка, дочка голоштанного Ангелина, красный галстук нацепила. Не к добру это, люди добрые.

А встречая на улице мать Паши — Ефимию Федоровну, кулацкие подпевалы гнусавили:

— В партейных задумала вытянуть деток своих? Ну, это еще поглядим…

— И глядеть нечего, — отвечала Ефимия Федоровна, — мои дети далеко пойдут.

Колхоз только становился на ноги. Яростно сопротивлялся кулак. Но бывшие батраки и бедняки уже твердо знали свою дорогу, и свернуть их с этого пути было невозможно.


Над степью бушует гроза. Из края в край перекатываются оглушительные раскаты грома, слепящие молнии пронизывают низкие, нависшие над землей черные облака.

Воет, стонет донецкая степь…

Деревня будто вымерла. На улице ни души. Темнота. Наглухо закрыты ставни, погашены огни. Кто решится выйти на улицу в такую погоду?

Визгливо и жалобно скулят собаки.

Но вот скрипнула калитка на самом краю деревни. Маленькая фигурка пробежала вдоль заборов и скрылась за поворотом. Наконец она добралась до какой-то избы. В то же мгновение ударил гром, небо словно раскололось. И сразу же с новой силой полил дождь.

— Ты, Паша? Случилось что? — Наташа Радченко смотрела на подругу с испугом.

— Телята на ферме без присмотра. Бежим сейчас же.

— Так поздно? В такую непогодь?

Из кухни послышался разгневанный голос матери, запрещающий Наташе уходить из дому. Но Паша не сдавалась:

— Струсила? Эх ты!.. А еще красный галстук носишь. Я-то считала… настоящая подруга, верная…

— Не сердись. Давай переждем дождь, — Наташа умоляюще посмотрела на нее.

— Э, нет, такого не будет. Наш долг спасти стадо.

— Потому что твой батя председатель, поэтому!.. — злобно крикнула мать Наташи, суровая, грубоватая женщина. — Хочешь — беги, а моей Наташе там делать нечего.

— Странно, Екатерина Николаевна, вы рассуждаете, — возразила Паша, — не отцовский же колхоз. Значит, все должны беречь его добро.

Екатерина Николаевна подбоченилась и ядовито отрезала:

— Ну и береги, ежели ты такая сильная!

Больше часа, вздрагивая при каждом ударе грома, добиралась Паша до фермы. Дождь не унимался, и его косые, хлесткие плети больно били по спине.

…Продрогшие, оглушенные раскатами грома, телята сбились в кучу. Паша скинула с себя стеганую телогрейку и поочередно укрывала то одного, то другого.

Затем пошла доставать корм. Снаружи послышались чьи-то приглушенные голоса. Кто бы это мог быть? Она остановилась, прислушалась. Шаги приближались.

В темноте заметила, как прошмыгнула чья-то фигура, смутная и расплывчатая. Кто-то нашаривал рукой железную задвижку, запиравшую ворота, и злобно говорил:

— Голодраные хозяева, даже запоров путных не сделают. Тоже мне коммуния!

— Орать-то зачем, — раздраженно отвечал другой. — Нож острый, работенка недолгая.

Скрипнули ворота.

— Эй, есть здесь кто живой?

Паша сделала шаг вперед, она вся дрожала. Неужели перережут телят?

В это же мгновение она увидела, как здоровенный парень схватил теленка за шею и занес над ним нож.

— Не смей! — крикнула Паша.

Пришельцы замерли. Надо действовать, не дать им опомниться. Не помня себя, Паша кинулась на бандитов.

Тот, что стоял с ножом, размахнулся. Но Паша ловко вывернулась и вцепилась в его руку зубами. Он закричал.

Какое-то мгновение Паша стояла неподвижно, тяжело дыша. Вдруг она почувствовала сильный удар по руке. Защищаясь, она толкнула бандита. Тот, видимо, зацепился за корыто, потерял равновесие. Упал и на четвереньках пополз в открытую яму, в которую складывали корм для скота. Паша схватила лопату и ударила бандита по голове. Потом наглухо захлопнула крышку люка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное