Прасковья Ангелина

Паша чувствовала себя плохо, ей казалось, что она никому не нужна.

Думы о тракторе не покидали ее. Побыв немного дома, она вышла на улицу. Все мысли вертелись вокруг одного. Хорошо еще, что Василек не разболтал родителям о том, что она хочет стать трактористкой. А что, если самой поговорить с отцом? Неужели и он, человек передовой, не поймет, не поможет, не скажет: «Вот тебе мое благословение, Паша»?

Размышляя таким образом, она долго бродила по заснеженным улицам. Потом вышла к машинно-тракторной станции. У ворот несколько задержалась: зайти или нет? Может быть, лучше поскорее отсюда уйти? Кто знает, не вынырнет ли откуда-нибудь дорогой братец, не загремит ли на всю деревню: «Уходи, пока цела! Бате пожалуюсь…»

В это мгновение раздался знакомый удар молота по наковальне, и, может быть, благодаря этому она смело вошла в мастерскую. В нетопленном помещении с низким потолком увидела инструктора курсов трактористов Ивана Федоровича Шевченко. Это был высокий человек лет сорока пяти, с покатыми плечами и маленькими усиками. Инженер-механик по образованию, он обучал парней тракторному делу. За тремя небольшими столиками сидели на табуретках его ученики, и среди них — Василек и ее брат Иван. Как она им позавидовала!

Возле Ивана Федоровича лежали тетради, и он, проверяя их, время от времени безжалостно что-то подчеркивал синим карандашом.

— Товарищ Ангелин, — отложив в сторону толстую тетрадь, сказал он Ивану, — недоволен я вашей учебой. Практику вождения трактора знаете неплохо, а с теорией вы не в ладах.

Иван поднялся с места и стоял с опущенной головой, как провинившийся школьник. Когда он заметил Пашу, в глазах его появился гнев:

— Тебя еще тут недостает!

Невозмутимый Иван Федорович повернулся к Паше и спросил, зачем она пришла.

— Вероятно, трактором интересуетесь?

Паша растерялась и не знала, как лучше объяснить преподавателю свое желание. Да разве это желание? Это мечта, о которой она боится сказать вслух.

Ей стало жарко.

— Больше всего на свете мне хочется управлять трактором. Это моя мечта, цель моей жизни…

— Занятно, очень занятно, — Иван Федорович причмокнул губами. — Но посоветовать вам ничего не могу. Практика не знает такого примера, чтобы девушка водила трактор.

Внезапно в глазах у нее появилась лукавая усмешка.

— В нашей деревне многого до советской власти не знали. Это еще ничего не значит.

— О, вы, оказывается, умеете и сердиться… — он покачал головой. — Не могу себе представить, чтобы девушка управляла трактором.

Разговор с инструктором, весьма неопределенный, все же несколько успокоил ее, раздражение, правда, осталось. И любопытная вещь: чем больше она думала о тракторе, тем чувствовала себя сильнее. Она готова была сердиться на себя за то, что родилась девушкой. Вот и Иван Федорович утверждает, что «трактор — мужское занятие»… Ладно, пусть думает как хочет, все равно он ее не переубедит. Пожалуй, лучше всего поговорить в открытую с отцом.

Прошла уже неделя с того дня, как Паша встретилась с Иваном Федоровичем Шевченко, а поговорить с отцом она все еще не решалась. Иногда уже совсем готова была начать разговор, но всякий раз сомнения одолевали. Надо ли? Не получится ли хуже?

Потом Никита Васильевич неожиданно выехал в областной центр — в город Сталине, чтобы «выбить» лес для строительства.

Возвратился домой лишь спустя несколько дней— под вечер в воскресенье. Выглядел он усталым, но настроение было хорошее.

Еще год назад правление колхоза приняло решение построить молочно-товарную ферму на сто голов скота. Решение-то приняли, а строить не строили. Не было леса, шифера… А сейчас он добился того, что в адрес колхоза уже было отгружено до двух тысяч кубометров древесины. Паша уловила настроение отца и решила, не теряя времени, поговорить с ним о своих делах.

— Батя, мне надо серьезно поговорить с вами…

Никита Васильевич откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на дочь. Таких слов от нее он еще не слышал.

Не пускаясь в длинные объяснения, она заявила, что решила теперь же вместе с парнями обучаться тракторному делу.

Никита Васильевич ничего не понимал. Он посмотрел на Пашу и, взяв карандаш, стал его внимательно рассматривать, словно эта деревянная палочка с грифелем могла ему что-нибудь объяснить.

— Тянет меня к машине, понимаете… хочу сама управлять трактором.

Никита Васильевич махнул рукой и опять ничего не сказал.

— Вы против? Да? Ах, если бы вы знали, как я хочу стать трактористкой!

— Не будешь, — наконец глухо произнес Никита Васильевич. — Подыщи какую-нибудь более подходящую специальность.

Паша проснулась рано. Брезжил серый холодный рассвет. Мать вошла в комнату из кухни.

— Не спишь, Паша?

— Нет, я так несчастлива…

Болезнь свалила Пашу. Она, видимо, простудилась в своих бесконечных хождениях в МТС, а неудача с поступлением на курсы трактористов совсем ее подкосила.

Когда три дня спустя Василий Кирьязиев вошел к Паше, она еще лежала в постели. Правда, состояние ее было лучше, но врачи все же запретили выходить на улицу.

— Ты зачем пожаловал? — спросила Паша.

Он попробовал отшутиться.

— Отправляйся к себе на курсы.