Прасковья Ангелина

— Вот это добре, только от «Отче наш» я отвык, лучше уж поработаю.

А погода все не менялась. Безжалостно палило солнце. Плотный туман едкой пыли окутывал поля, над которыми время от времени раздавались глухие раскаты грома: где-то далеко, откуда ветер приносил обжигающую пыль, разрывы зарниц раскалывали небо.

Хлеба созревали быстро. К уборке все уже было готово: тракторы, комбайны, телеги, крытые тока, зерносушилки, молотилки. Хорошую инициативу проявили старые хлеборобы. На всякий случай они насекли косы и серпы.

— Климат в нашей донецкой степи скаженный, — говорил Степан Иванович, — то задуют суховеи на месяц, а то и на два и на три, то разгуляется ветер-вояка, пригонит грозовые тучи, пойдут дожди…

— Значит, не доверяете механизаторам? — язвила молодежь.

— Доверие полное, но и момент отчаянный. Тут на всякий случай все пригодится.

Комбайны выруливали в степь, но старые колхозники, вооружившись серпами и косами, тоже занимали исходные позиции.

Близилась страдная пора.

Пахоту зяби бригада Ангелиной закончила на два дня раньше срока. Директор МТС Цимиданов все просил сбавить скорость «ДТ-54» до двух километров в час. Земля превратилась в гранит, и двигатель работает тяжело. Но с Пашей трудно было сговориться.

Конечно, «ДТ-54» для их размаха не годится — слабенький трактор. Сюда бы «ДТ-75» с двигателем в 75 лошадиных сил. Вот тогда скорость пахоты можно было бы довести до 6–7 километров в час. Ну, а если тракторостроители еще не дали такой сильной машины? Выходит, надо пахать черепашьими темпами? Нет, на это ангелинцы не согласны. Они будут нажимать, глубоко вгрызаться в почву, будут вести машину на самых высоких скоростях!

Пять дней и пять ночей работал Пашин «ДТ-54», и ни разу он не сбавлял скорости — четыре километра в час. Антон Дмитриев начал отставать, случалось, глушил двигатель, а Пашин трактор двигался безукоризненно: четыре километра в час, ни больше и ни меньше.

Этим-то Паша и отличается — целеустремленная, непреклонная в осуществлении своих желаний. После долгих размышлений, не дававших ей спать по ночам, она решила взяться за возделывание кукурузы на целине и посадить кукурузу не как-нибудь, а обязательно квадратно-гнездовым способом, на хорошо возделанной почве. Решила, и не было уже такой силы, которая заставила бы ее отказаться от ее замысла…

Пожалуй, единственной ее неудачей была личная жизнь, брак с Сергеем.

Но было ли это ошибкой в ее жизни? Она стремилась соединить свою судьбу с человеком, с которым можно было построить семью, добыть личное счастье. Но Сергей оказался мелким и чванливым человеком; он не хотел ее понимать.

Паша мечтала о двухсотпудовых урожаях в донецкой степи. Она убеждала Сергея, что она «в крови» крестьянка. Без земли она не представляет никакой жизни. С детства полюбила тяжелый труд хлебороба. Ее призвание — выращивать хлеб. В этом ее жизнь!

А Сергей предпочитал о такой жизни не думать и не говорить.

— Что же мне — бросить работу? — спрашивала Паша.

— Ты должна быть хозяйкой дома, воспитывать детей… — черствым тоном объяснял Сергей.

Еще в давние годы, до войны, Паше предложили перейти работать в районные организации. «Хватит тебе бригадирствовать. Ты завоевала право быть на руководящей должности».

Паша решительно отказалась от этих предложений. Она не способна к такой работе. Ее место в поле, на тракторе.

Всех в районе да и в области удивляло такое отношение Паши к заманчивому предложению. Странный человек, любой другой на ее месте с удовольствием занял бы районный пост. Не водить же ей трактор до седых волос? Да и почему же не сменить тяжелую и грязную работу на более легкую и чистую? Ведь женщина!

Нет, Пашу нельзя было уговорить оставить трактор. Никто не мог повлиять на нее, даже угрозы Сергея: «Решай, Паша, я или трактор»— не действовали.

Подобных слов вынести она не могла. Неужели это говорит человек, который считается ее мужем, другом? Неужели это тот самый Сергей, который в тридцатых годах стоял во главе районной комсомольской организации?!

Еще некоторое время Паша терпела. Она надеялась, что он одумается, что рано или поздно заинтересуется крестьянскими делами. Сергей же больше всего боялся именно того, что имело отношение к земле. «Разные мы с тобой люди! — кипел он. — Ты работаешь как вьючная лошадь, и все ради чужого счастья. А я желаю своего, личного… жену с красивой прической, хорошо одетую и с маникюром».

Это был самый тяжелый день в ее жизни. Больше терпеть она не могла. В этот день она объявила о своем окончательном решении: они с Сергеем чужие люди!

С уходом Сергея в жизни ее ничего не изменилось. Она не плакала, не нервничала, друзья и родственники переживали ее разрыв с Сергеем даже больше, чем она сама. Кто же виноват? Может быть, это обычная ссора? А может, все уладится? Ведь дети теряют отца.

«Он меня не понимает, он чужой для нас», — устало повторяла Паша, и даже родная мать, от которой у Паши никогда не было секретов, подчас ее не понимала.