Имперская политика 1748–1754 гг. не была просто отражением интеллектуальных усилий Галифакса, Тауншенда и других политиков их круга. Она, по мнению Хенретты, являлась скорее следствием действия факторов «внешнего давления»: финансовых, военных и политических <94>. В известной мере она была вынужденным отходом от традиционной политики «благотворного пренебрежения». Война за австрийское наследство в Европе и колониях показала, что надежды на длительный мир с Францией не осуществимы, и соперничество между колонистами двух держав уже не контролируется метрополиями. Для Великобритании было все более затруднительно откладывать вопрос о введении налога на нужды колониального управления. Галифакс считал, что выход мог быть найден путем принятия парламентского акта, ограничивавшего права ассамблей, тогда как «для Ньюкастла и людей его поколения такой прыжок был невозможен» <95>.
И все же имперская реформа была остановлена не противодействием Ньюкастла и людей его круга, а Семилетней войной. Северная Америка стала ареной военный действий, поэтому «жесткая» линия в отношении колоний оказалась неприемлемой. Дискерсон справедливо заметил: «Самые желанные планы Комитета по торговле были пожертвованы в интересах войны; были оставлены планы установления фиксированного жалованья, колониям позволили издавать законы по вопросам кредитной политики фактически по их усмотрению. Споры между губернаторами и ассамблеями замолкли, и губернаторы получили инструкции делать все от них зависящее, чтобы избежать антагонизма с легислатурами. Урегулирование пограничных споров было отложено. Словом, было сделано все, чтобы обеспечить согласованные военные действия со стороны колоний» <96>.
Конечно, и в годы войны между метрополией и колониями возникали трения. Нелегко было договориться о расходах на содержание войск и ополчения. 30 декабря 1757 г. Питт подписал инструкции, в которых говорилось, что правительство берет на себя снабжение ополченцев оружием, амуницией, палатками и продовольствием, а сами колонии обязывались обеспечить организацию ополчения, одежду и оплату вступившим в него людям <97>. Несмотря на инструкции Питта, требовавшего от губернаторов прекратить запрещенную торговлю с «сахарными» французскими островами Вест-Индии, она продолжалась. Комиссия по таможенным сборам указывала на это в докладе Комитету по торговле от 10 мая 1759 г. как на факт, существующий «вопреки всем приказам, которые были даны или могут быть даны для ее прекращения» <98>. В этой связи Комитет представил в Тайный совет мнение, что контрабандную торговлю с врагом ведут в основном не королевские колонии, а те, «которые на основе своих хартий считают себя совершенно независимыми и не только отрицают суверенные права короны, но и законодательные права метрополии» <99>. Здесь мы видим, что Комитет возвращался к традиционному вопросу о хартиях привилегированных колоний. Однако, в целом, очевидно, что в годы Семилетней войны и метрополия, и колонии стремились сгладить взаимные разногласия. Как заметил американский историк А. Роджерс, «пока длилась война, имперские чиновники не предпринимали согласованных попыток изменить теоретические основы или порядок взаимодействия с ассамблеями в Америке. По этой причине война ознаменовала значительный упадок в осуществлении королевской прерогативы в колониях. И действительно, к 1763 году ассамблеи стали главными центрами политического влияния в Америке» <100>.
1.
2.
3.
4. Ibid. P. 61.
5. Ibid P. 66.
6.
7.
8.
9.
10. JHL. V. XXIII. L. 1731. P. 682.
11. The Sugar Trade with the Incumbrances thereon, Laid Open By a Barbadoes Planter. L., 1734. P. 2–3.
12.
13.
14.
15.
16. The Classical Period of the First British Empire, 1689–1783. V. II / Ed. by Fr. Madden with D. Fieldhouse. Westport. 1985. P. 34–37.
17.