«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Не могу пойти на почту, чтобы взвесить это письмо. Наклеиваю наудачу две марки вместо одной и надеюсь, что этого хватит. Но если нет, пожалуйста, извините меня.

Самый искренний привет. Как идет лечение? Отдыхаете ли?

Ваш М. Алданов

Машинопись. Подлинник.

HIA. 2-21.

В.А. Маклаков ― M.A. Алданову, после 9 июля, не позднее 2 августа 1953

[После 9 июля, не позднее 2 августа 1953[1437]]

Дорогой Марк Александрович!

Никакой доплаты за Ваше письмо не спрашивали; но оно было настолько тяжело (газетная вырезка!), что я испугался и подумал, что Вы возвращаете мне мое письмо для «расшифровывания», и мне стало совестно. Буду писать разборчивее, но короче.

Я прав, что никого [из] нас в К.Ц. не звали. Звали раньше, пока они не перессорились. А последнее время доходили слухи только о том, кто совсем уходит, кто не совсем и т. д. При таких условиях неловко и звать, и об этом давно и не было речи ни при встречах, ни в письмах. Да и теперь в письме от 6 Июля А.Ф. пишет мне, что называется «документ» и что на днях Мельгунов устроит в Париже «пока» газетное совещание и просит меня, Тера и одних друзей «поддержать». В сущности и это не равносильно приглашению в Комитет. К тому же Вы сами пишете о «раздраженной» статье Стивенса на «раскол» в Комитете, а А.Ф. как бы в дополнение к этому сообщает мне, что «наш законный Комитет не признан Американским Комитетом, и мы решили сейчас идти самостоятельно, готовые к тому, что наши связи с Американским Комитетом совсем порвутся». Согласитесь, что момент для вступления в Комитет был бы выбран очень неудачно; вчера я был в Женеве; Е.Д. показала мне № «За Свободу»[1438] с фотографией группы; там много людей, но из них всех я узнал только А.Ф. (очень поседевшего) и помолодевшего Мельгунова. Остальных никого не знаю, и неохота идти к незнакомым.

А главное, они говорят о победе, ими одержанной, а я не могу себе ясно представить, в чем эта победа. Об этом я хотел объявить и Вам, но вчера был у меня спор с Е.Д., в кот. мы ни до чего не договорились. Вы написали, что Кер. с М. подписали бумагу, в кот. впервые ясно сказано, что они согласны на расчленение России при условии, что полной независимости потребует Народное Собр[ание] данной национальности.

Воля Ваша, такого заявления в присланных ими бумагах теперь я не нашел. В обращении к «зарубежной общественности» заявляют только, что оно построено на началах «непредрешенчества» и что сам народ должен свободным волеизъявлением решить свою судьбу после свержения большевизма.

Е.Д. именно в этом «непредрешенчестве» и видит якобы согласие на «расчленение». Я с ней не согласен; «непредрешенчество» только разделяет вопрос о «единстве» или «расчленении» от свержения большевизма. С этим можно и согласиться, ибо свержением большевизма нельзя «обусловливать» взгляды на возможность единства или расчленения России. А главное, и это уже пишу по Вашему адресу ― я не могу отрицать право народности на самоопределение; вопрос только в границах этого «самоопределения». Культурное самоопределение, забота о сохранении народной культуры, пределы государственной автономии на основе федерализма в стране, в кот. первичность принадлежит самой народности. Я не могу только допустить, чтобы эти народы могли односторонне волей своей раздробить все государство. Вместо этого и была идея знаменитой формулы ― самоопределение вплоть до отделения. Но этой ереси, выдуманной в 1917 г., больше нет. И потому с этой стороны путь к соглашению становится возможен. Но несогласие меня, Вас и Е.Д. показывает, что еще всем неясно, как мы понимаем то, на что якобы соглашаемся; и, конечно, народности это понимают иначе. И потому всякое соглашение сегодня есть, грубо говоря, игра словами или втирание очков. И надо еще много поработать, прежде чем на чем-то остановиться.

Но я и это письмо пишу неразборчиво. Последние слова о Чеховском издательстве.