Сегодня получил Ваше письмо от 19-го и одновременно два письма и открытку от Бунина от 10-го, 14-го и 21-го августа! Это первые полученные нами в августе из Франции письма. Слава Богу, что забастовка кончилась. Как ни тревожно было все это, я не думаю, чтобы во Франции могла произойти в мирное время коммунистическая революция. Будет ли только продолжаться мирное время? Все же теперь опасность войны меньше, чем была при жизни Сталина. Это не значит, что можно быть уверенным в мире, хотя бы даже в ближайшие два года. Как видите, мы возвращаемся в октябре во Францию. Если бы я считал, что опасность войны и коммунистической революции велика, я остался бы здесь. Разумеется, мое мнение означает немного.
Как же Вы говорите, что в 1917 году все были за «самоопределение до отделения»?! Могу, во всяком случае, заверить Вас, что эн-эсы (за редким исключением) высказывались решительно против этой формулы, ― особенно наш председатель покойный В.А. Мякотин. Столь же решительно был против нее покойный Милюков, ― уж он-то, я уверен, никогда не подписал бы тех бумажек, которые теперь подписали Керенский и Мельгунов, и не сказал бы об этом того, что сказал в Берлине Керенский. Не ручаюсь, но, по-моему, в 1917 году и сам Александр Федорович этой формулы не поддерживал. «Вплоть до отделения» ― это означает отказ от четырех пятых России (повторяю, нельзя забывать Сибирь). Кстати, я не юрист, но, по-моему, формула Керенского -Мельгунова о том, что УчредительнЫЕ СобраниЯ разных национальностей сами решат вопрос о своем отделении или не-отделении, юридически безграмотна: ведь созыв таких Учредительных Собраний на данной территории уже предполагает ее суверенитет и определенные ее границы, ― иначе где же производить выборы? А пока украинцы, например, сговорились бы со своими ближайшими территориальными соседями о пределах Украины, пролилось бы немало крови, не говоря о чернилах. Вопрос об устройстве России может решить, по-моему, только Всероссийское Учредительное Собрание. Мы можем и должны защищать в нем идею федерации, идею соглашения в порядке явных и закулисных переговоров, взаимных уступок и т. д.; но все, что теперь вещает Александр Федорович, и все, что он по этому вопросу подписывает (в его нынешней компании), вызывает у меня самое отрицательное отношение (чтобы не сказать сильнее). И повторяю, я не вижу большой разницы между его позицией и позицией Николаевского или вижу лишь ту, что Керенский называет Николаевского «предателем», а тот его никак не называет и говорит о нем корректно. Он мне только сказал то же самое, что я писал Вам: под прикрытием патриотической словесности Керенский и Мельгунов заняли в национальном вопросе позицию, весьма мало отличающуюся от позиции Лиги.
Чтобы не повторять информации о всех этих делах, ― уж никак не знаю, верно ли или нет, ― посылаю Вам копию письма, отправленного мною Кусковой, которая давно просила меня сообщать ей то, что здесь говорят. Если хотите, Вы можете прочесть это письмо Титову, Альперину и Тер-Погосяну при условии, что они больше никому об этом говорить не будут.
Я рад, что Вы здоровы, что Марья Алексеевна отдохнула. Пожалуйста, сердечно ее поблагодарите за то, что она, будучи так занята, все же переписывает Ваши письма ко мне. Наконец-то я разобрал в Вашем письме все.
Шлю самый сердечный привет и лучшие пожелания.
Машинопись. Копия.
HIA. 2-21.
М.А. Алданов ― Е.Д. Кусковой, 27 августа 1953
27 августа 1953
Дорогая Екатерина Дмитриевна.
Мы очень огорчены Вашим сообщением о том, что Сергей Николаевич нездоров. Я, кстати, и не знал, что существует другое лечение простаты, кроме оперативного? Массаж? Ваша болезнь ведь не опасна и, надеюсь, не связана с болями. Мы оба тоже никак не может похвастать здоровьем, особенно Татьяна Марковна. Скоро (в октябре) вернемся во Францию. Я не верю, что там может произойти коммунистическая революция, пока нет войны.
Бунину еще причитается 600 долларов от Чеховского издательства, и они скоро будут ему переведены. 500 он недавно от них не получил.