«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

А.Ф. пишет: «в России увидят, что русские люди не работают за доллары, а служат, как могут, интересам России». Что они работают не за доллары ― ясно для всех, кто их знает. Но чтобы этим путем они боролись с большевизмом и защищали достоинство России ― сомнительно. Я думаю, что здесь всего больше желания что-либо делать и в такой момент не быть пассивным.

Но ведь деятельность, которая вдохновляет такими мотивами, называется не деятельностью, а суетой. Именно это впечатление и производит Мюнхен до сих пор. Ведь вся их деятельность пока только в радио, которое, наверное, будет отражать и обострять разногласия между ними; или оно пойдет по пути покойной «борьбы за Россию»[1452] и будет повторять ― вставайте, поднимайтесь, свергайте... Так гора родила мышь. И не на национальном вопросе можно сейчас бороться против Кремля. Так можно бороться только против самой России. Когда в идее самоопределение народностей в России уже осуществлено при сохранении ее единства. Не идея плоха, а ее исполнение, приемы насилия, уничтожения несогласных и т. д. И вот в нашем требовании к будущему можно исходной точкой брать то, что уже есть и улучшать. Именно в этом вопросе, а по охранении прав человек, и потому для свержения Кремля надо брать другой лозунг, а не «самоопределение народностей». Но здесь я подхожу к вечному спору о возможности эволюции, в которой принято усматривать «соглашательство». А что у Вас происходит? С начала Августа мы почти ничего не знаем. Хотелось бы, чтобы это письмо было возобновлением контакта между нами. Я не хочу мешать К.Ц. и его дискредитировать; но пока не вижу возможности его поддерживать на его теперешней дороге уступок нашим разнообразным врагам. Еще если бы мы за это получили реальную помощь для свержения большевизма, а не возможность вести [смертельную?] борьбу между собой, кот. большевиков укрепляет, а эмиграцию и вообще «русских» компрометирует.

Машинопись. Копия.

HIA. 2-21.

В.А. Маклаков ― M.A. Алданову, 1 сентября 1953

Париж, 1 Сен[тября 1953[1453]]

Дорогой Марк Александрович,

Вчера послал Вам длинное письмо на машинке, но с поправками, не всегда разборчивыми, в переписанном тексте, т. к. и моя сестра не разобрала моего почерка. Но сегодня получил Ваше письмо; если бы получил раньше, то своего бы не послал. Во многом ломлюсь в открытую дверь. Но добавлю несколько слов.

1) Вы не согласны, что в 1917 все были за «самоопределение до отделения». Конечно, это преувеличено; но вся «революционная демократия» это провозглашала, а главное, я не помню, чтобы на это возражали, как следовало бы. Ограничивались «надеждой», что этого не будет, и очень многие из тех, кто молчали, чтобы не разрушать единства в своем лагере, этому не сочувствовали, но об этом говорили только в среде единомышленников, а не публике. Не помню, чтобы Милюков возражал. На мой взгляд, надо было выставить другую формулу ― культурное и административное самоопределение в пределах Российской Империи; но молчали и потому, что не относили этого к Польше и Финляндии. Теперь приходится платить за это молчание.

Все это аксессуары всякой Революции. Кстати, читали ли Вы когда-нибудь мою заметку в Нов. Жур. под заглавием «Канун Революции»[1454]; она попала в Нов. Жур. случайно, о чем я там и рассказал. Но я вспомнил это потому, что тогда (это было в Воскресенье 26 Февраля) Коновалов набросился на меня с упреком: «мы накануне Революции, а Вы хотите ее сорвать». Это была правда, я ее не хотел; в курсе того, что я тогда делал, были только Шульгин[1455] и Струве.

Кер., конечно, не продажный человек, но его можно соблазнить ― игранием роли. В № 2 «За Свободу» ― он злоупотребил своими портретами, как в Февр[але] 1917 г. был обольщен своей популярностью. Но как можно идти вместе с Гегечкори[1456], кот., конечно, теперь враг России? Что тут сделает непредрешенчество? О том, что может быть в случае войны, правильно говорит Федотов в «Судьбе Империй» ― в Чеховском издательстве (Новый Град[1457]).

Захвата власти большевиками революционным путем, как у нас в 1917 г., и я не боюсь; но я боюсь такого разложения Франции, что она ни против кого защищать себя не сможет, и кто ее оккупирует и заведет в ней порядок, уже деталь: до этого я все равно не доживу.