«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Я не думаю, что мы приближаемся к мировой войне, но внутренние сотрясения могут быть повсюду большие. И эмигрантам жить станет еще тяжелее.

Ваше письмо я получил сегодня и сегодня же посылаю ответ. А сейчас у меня очень занятое время. Не осудите, если ответ вышел нескладным и неполным. Хотел непременно его сейчас же отправить.

Вас. Маклаков

Вашу «Ульмскую ночь» то брал Керенский, то Тер, а сейчас взял Рубинштейн. Перечтет ее во время каникул, когда ничем не отвлекается.

Машинопись. Подлинник.

BAR. 5-30.

М.А. Алданов ― В.А. Маклакову, 7 мая 1954

7 мая 1954

Дорогой Василий Алексеевич.

Спасибо за то, что так быстро и ясно ответили на мое недоумение. Теперь для меня только неясен менее важный вопрос: к т о же поднял вопрос о пересмотре наших позиций и что собственно он предлагает? (Вы пишете: «здесь разные взгляды и споры»). Не понимаю, что и можно предлагать. Моя «позиция» во всяком случае (как, по-видимому, и Ваша): нам менять нечего. Отмечаю в связи с этим два обстоятельства: 1) В самое последнее время в мире изменилось не так много: Китай уже несколько лет как перешел в советский лагерь; об удалении европейцев в Европу говорят тоже долгие годы; о закате Европы писал еще 35 лет тому назад Шпенглер[1603]; на помощь Америки (какую именно, если без войны? А мы войны не хотели и не хотим) мы с Вами и не рассчитывали, 2) Если политическое искусство сводится к выбору меньшего зла (а я в этом убежден), то ведь самым большим злом будет захват всего мира большевиками и превращение всего мира в колоссальную тюрьму. От этого положения я отказаться не могу и не откажусь. Поэтому мне особенно интересно, ЧТО предлагают люди, желающие пересмотреть наши позиции.

Вчера я получил от Лунца тот документ, который мне на один день прислала Екатерина Дмитриевна, а также письмо в редакцию Литвинского[1604]. Прилагаю обе вырезки. Литвинского я никогда не встречал.

Говорили мне, что в пору войны он был в Германии активным гитлеровцем, ― не ручаюсь, что это правда. Теперь он что-то делает в С. Штатах, ― тоже не знаю, что именно. По-видимому, хочет попасть в «Деловую Комиссию»?

Николаевский сказал Лунцу, что они (т. е. МАКЦ) готовят в Мюнхене свой ответ на предложение адмирала Стивенса. Могли бы ответить скорее; а что именно ответят, мне не известно. Я просил Лунца спросить у Бориса Ивановича, что ему известно о Трухновиче и Окуловиче [так!]. Он ответил, что эти два дела «неясны», но что материалы, переданные Растворовым и Петровым, «потрясающие» и что их опубликование последует в ближайшем будущем.

Шлю Вам самый сердечный привет и лучшие пожелания.

Ваш М. Алданов

Машинопись. Подлинник.

HIA. 2-22.

В.А. Маклаков ― М.А. Алданову, 10 мая 1954

10 Мая [1954[1605]]

Дорогой Марк Александрович,

Ваш ответ показывает, что некоторое недоразумение продолжается. Вы спрашиваете, кто поднял вопрос о пересмотре позиции и что он предлагает. Ничего подобного нет, нет эмигрантской организации, кот. могла бы за всех говорить и перед которой можно ставить вопрос. Ведь и КЦАБ ее хотел только создать и в этом не успел, хотя у него была опора в Американском Комитете. Вопрос каждый ставит перед собой и обсуждает только в кружке людей, ему близких. Но первая серьезная победа Сов[етского] блока над демократией делает их актуальными; ведь может произойти во Франции падение Министерства, кот. неизвестно кто может заменить, и разрыв отношений между союзниками, прекращение помощи Америки, финансовый кризис и т. д. Эти возможности вне нашей власти, но когда это произойдет, явятся и для нас новые комбинации. Я невольно вспоминаю 41 г. ― поход Гитлера на Россию для ее «освобождения от большевиков». У нас никакой силы не было, но нам приходилось решать, на чьей мы стороне. И, несмотря на общую ненависть к Советам, зародилось течение, которое в этой схватке стало на стороне Советской России. Никто не был уполномочен решать это за эмиграцию; но посреди официального германофильства возникло течение за предпочтение Сов[етской] России Германии. Оно публично не могло выступать, но само собой подбирались единомышленники, так, чтобы не было огласки; собирались побеседовать за чашкой чая, то у меня, то у Ступницкого, то у других. Несогласные отходили, согласные приглядывались и оставались. Так зарождалась группа, кот. сначала связывали с собственными именами, потом она выпустила печатную листовку, кот. подписали самозваным именем groupe d'action[1606]. В 45 году она ходила к Богомолову, потом задумала оформить себя в общество сближения с Советской Россией, ― которое умерло, как только Советы пошли не по нашей дороге.