Права и обязанности (СИ)

Ковальски обвел взглядом присутствующих, как будто на каждого по очереди примерял роль этого самого «четвертого». Шкипер терпеливо – что для него было нехарактерно – ждал, похлопывая по ладони своей импровизированной указкой. Прапор, сидя на ящике, болтал ногами, и грыз галету, выскабливая ею из жестянки остатки мармелада. Рико ритмично кивал головой, в такт музыке в наушниках: плеер он нашел вчера, когда они раскапывали уже полузанесенный песком потерпевший крушение автомобиль. Никто никогда не говорил Рико, что брать вещи у тех, кто умер, нехорошо, да он бы и удивился, если бы вдруг сказали. Им самим уже все равно не пригодится, так где логика?..

– Как насчет того, чтоб кого-то сдать в багаж?

– Очень смешно.

– А я не смеюсь. Нам потребуется ящик длинной что-то около шести футов и немного сена.

– И что это будет по описи?

– Фарфор.

– Предположим. Но как это осуществить технически? Расстояние между пунктами недетское. И всю дорогу пробыть «багажом»… это, знаешь ли, тот еще фокус. Нешуточный. Я не говорю даже о еде и питье, или о посещении санузла, но ты только вообрази себе эту неподвижность в подобном гробу, и так долго… как ты заставишь человека пролежать спокойно восемнадцать часов?

Ковальски поскреб кончик носа, поправил сползшие было очки.

– Ну, – произнес он, – можно дать ему запасные батарейки…

Снова было много дорог. Много стен, к которым не успеваешь привыкнуть, бесконечные рожки патронов в разгрузках, приготовление нитроглицерина в банках из-под консервов, жизнь в обложенной мешками с песком яме, долгие пешие переходы.

Они уходили все дальше от прошлого – так далеко, что уже сами едва помнили, с чего все началось. Казалось, именно так было всегда. Есть весь мир, и есть маленькая группка своих, одетых в черно-белую форму, в которых уверен.

Они видели мир – и мир в большинстве своем оказался построен везде одинаково. Они видели людей – люди были разные, это приходилось признать. Чего они не видели нигде и никогда – это пути назад.

Справедливости ради стоило бы сказать, что они и не искали.

***

Телевизор бубнил на фоне. У диктора были те особенные интонации, которые встречаются только у людей, которые зарабатывают на жизнь, мозоля зрителям глаза с телеэкранов, и более ни у кого на свете. Он потихоньку зевнул. Работающий телевизор означал, что кто-то вернулся домой и включил его. Если оставил новости, то, скорее всего, это старший. Нос зачесался, и он потихоньку потер его о подушку. Глаза открывать не хотелось. Даже шевелиться не хотелось. Вчерашний день для него закончился где-то между сорок второй и сорок третьей главами научного труда по молекулярной физике. Он точно помнил, что ему вполне удобно было читать, положив голову на сложенные руки, а потом… да, потом он как-то очутился здесь, в горизонтальном положении, с подушкой под щекой и с одеялом поверх. За спиной кто-то шлепал босыми ногами по полу и тихо напевал. Послышался шум воды, затем жужжание кофемолки, и снова все перекрыл телевизор.

Он снова поелозил носом. Хорошо, когда не нужно вскакивать и моментально нестись куда-то. Хорошо, когда есть время перебрать свои мысли и отделить воспоминания от снов. Плохо то, что в процессе он вспомнил, почему именно ему не хотелось вставать.

Пришлось все же разлепить глаза, поморгать, привыкая к освещению и сесть. Рука немного дрожала. Он пошарил вокруг себя, нашел под подушкой футляр и извлек из него очки. Водрузив их на нос, почувствовал себя увереннее – мир вокруг обрел четкие границы. Он зевнул потихоньку в кулак и свесил ноги с постели. Какое-то время созерцал пол метрах в двух под собой, а после в голове что-то щелкнуло, и он со вздохом нашарил боковую лестницу – приваренные к стене трубы. Стал спускаться, чувствуя босыми ступнями холод металла – одновременно и приятный, и нет. Спуск этот – с небольшой, в общем-то, высоты – напоминал нисхождение с небес. Весь покой, вся тишина утра остались словно бы там, наверху, припрятанные под сероватым одеялом, еще хранящим тепло его тела. Здесь, внизу, царила иная реальность.

За столом на кухне царило оживление – если можно было называть оживлением ор с пеной у рта и тыканьем друг в друга пальцами. Он остановился напротив двери, наблюдая за происходящим. Орали друг на друга – и весьма темпераментно, со вкусом – старший, и тот парень, имя которого никак не удавалось запомнить. Весь какой-то гладкий и лоснящийся, ухоженный, он совсем не сочетался с убогой обстановкой их кухни. На фоне спорщиков тихо насвистывал и помешивал в кастрюльке исходящее паром варево дежурный по кухне. Тоже босой, бросилось в глаза проснувшемуся. Балансирует на правой, пальцами левой поскребывая голень. Холодный кафель его, очевидно, не беспокоил. Поверх формы заботливо повязан полосатый красно-белый фартук, тесемки-завязки издевательскими бантами покачиваются на крепком загривке и пояснице.