Права и обязанности (СИ)

Дверь тряхнуло снова. По ее металлическому телу будто бы прошла дрожь, как если бы неживой предмет так же испытывал холод наравне с людьми. «Двадцать второй» полез в карман, пошарил там и извлек спичку. Чиркнув о стену, он как мог далеко просунул ее в щель, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в глухой темени. Он не боялся. На свете не было того, что могло бы вызывать страх, если ты жил здесь. Что еще с тобой могли бы сделать, кроме того, что уже засунули сюда?..

И тут дверь тряхнуло в третий раз. Спичка выпала от толчка из его руки и сгинула во тьме. «Тридцать пятый» оступился. Выругался, совершив при этом грамматическую ошибку, и вся пирамида рухнула на ближайшую кучу.

***

Их заставили драить кухню – все чертовы четыреста семьдесят две целых и неизвестно какое количество битых кафельных плиток, которые «двадцать второй» скрупулезно подсчитал. Им выдали одно щербатое – как и все сосуды в этих стенах – ведро и две тряпки, в недавнем прошлом бывшие все той же рогожей, и оставили наедине с нечистотами и тараканами.

Когда дверь на пищеблок распахнулась перед ними, подобно тому, как перед грешниками отверзается пасть Лимба, то пришлось задрать голову – трубы старой системы парового отопления уходили куда-то в темноту. Здесь может и был когда-то потолок, но после бесследно исчез - скорее всего, его разобрали и пустили на дрова – а теперь ничего не отделало кухню от пусть и далекой, но все же совершенно неподходящей для интерьера крыши.

…Когда на шум прибежали в подвал и увидели, что двое подопечных успели натворить, то было много шума, а уши у обоих горели до сих пор. «Двадцать второй» между делом выдвинул версию, согласно которой таскание за уши вообще было самой распространенной воспитательной практикой в этих стенах: вполне ощутимо и болезненно для воздействия, и все еще не подпадает под статью о насилии. «Тридцать пятый» слушал его отстраненные рассуждения, с яростью отжимая намоченную было тряпку. К рукам липла мокрая гадость, рукава и штанины, сколько ни подворачивай, тоже оказались «с подмоченной репутацией», и все это никак не способствовало хорошему настроению. Хуже были только тараканы – казалось, нет на кухне щели, откуда бы не торчали их усы. Это было отвратительно тем больше, что оба провинившихся все еще были босы, и работали голыми руками, а вредители, спасаясь от воды, карабкались на любую сухую поверхность.

– Проще сжечь, – выдохнул «тридцать пятый», с остервенением бросая тряпку на пол. Позже он утверждал, что с этих-то слов все и началось.

Они не придали крикам никакого значения – тут они были не редкость – однако вслед за человеческими голосами послышались и другие звуки побоища. Но звуки не так бы беспокоили, если бы не тянувшийся откуда-то из коридора удушающий запах – явственно воняло паленым.

«Тридцать пятый» бросил тряпку и округлившимися глазами вопросительно уставился на товарища.

– Мы что, горим?

– Мы – нет, – последовал педантичный ответ. «Двадцать второй» выжимал свой кусок рогожи над ведром. – А вот здание – возможно.

– Как?!

Вопрос этот не был праздным. Они сейчас находились на кухне – единственном месте, где, кроме общей комнаты, разводили огонь. Но в комнате всегда кто-то есть, да и печку опрокинуть возможным не представлялось. Тем не менее, пробивающийся к ним сюда смрад не оставлял сомнений: где-то что-то горит…

– На нашем месте, – все так же флегматично заметил «двадцать второй», – я бы покинул это помещение.

– Чтобы пропустить все интересное?!

– Чтобы не оказаться отрезанными от выхода пламенем.

– Если что – вылезем в окно, – тут же нашел выход «тридцать пятый». В этот момент в конце коридора послышался все приближающийся дробный топот – кто-то выбивал босыми пятками стаккато по доскам пола. Мгновение – и дверь пищеблока едва не слетела с петель окончательно и бесповоротно.

Тот, кто влетел на кухню, не только едва не вышиб несчастную дверь, но и практически смел с места разделочный стол. Ударился об угол, упал, на руках и коленках проехал юзом по полу, ухитрившись не завалиться ни на какой бок, и тут же вскочил, вертя головой и безумно вращая глазами. «Двадцать второй» молча отступил с траектории возможного движения поближе к стене, в то время как его товарищ по наказанию принялся мять свою тряпку, будто снежок, видимо, намереваясь, при случае, использовать ее как оружие. Он смеривал новоприбывшего неприязненным взглядом. Тот выглядел и вправду диковинно – начать уже хотя бы с того, что его костлявую личность не прикрывало ни единого лоскута.

Взлохмаченные волосы торчали во все стороны, и падали на плечи отдельными клоками – такая грива наверняка мешала обзору, но чужаку не приходила в голову мысль убрать пряди с лица.