Права мутанта (СИ)

О поставках Нефёдовым оружия бойцам из Заслона (никаким не «мьютхантерам», Милорадович прав!) Веселин твёрдо решил особенно не распространяться. Уж нам-то, болгарам, влезать в эти дрязги между Россией и антирусскими силами в Европе — как минимум неразумно. Лучше хранить нейтралитет. «Нам, болгарам, всё равно!».

Разумеется, если профессор Щепаньски, либо кто-то из его ближних сподвижников задаст прямой вопрос — тут уж этнограф Панайотов сообразит по обстановке. Но набиваться на такой вопрос не станет. Пусть сами спросить догадаются, если так уж охота знать.

Нынче с утра и до полудня снова всей экспедицией — с минуты на минуту — ждали приезда запаздывающего БТРа. Надо же: опять не приехал.

Солдаты от нечего делать слонялись по лагерю, травили свои милитаристские байки, беззлобно подначивали друг друга.

— А скажи, Рабинович… — завёл Егоров, подмигивая товарищам через голову собеседника.

— Я не Рабинович, я Рябинович! — взвился тот. Обе версии — с учётом говора и дикции — звучали приблизительно одинаково.

— Как-как?

— Рябинович! Это белорусская фамилия — от слова «рябина».

— Э… «рабина»?

— Рябина — это у нас растёт такое дерево, а не то, что ты подумал.

— А что я подумал?

— Не знаю, что ты подумал, но «Рябинович» говорится через «я».

— Но, по-моему, звука «я» в этой фамилии нет…

— Да ты уши прочисть! Как это нет?

— Ну послушай: «Ра-би-но-вич»: где же тут «я»?

— Я не Рабинович, я Рябинович!.. — и так далее по кругу.

В солдатских сообществах, как уже приходилось наблюдать иным наблюдательным культурологам, часто закрепляются такие способы шутливого времяпрепровождения, которые никогда не наскучивают игрокам, воспроизводятся без устали при всяком удобном случае.

Тот же диалог с Рябиновичем — но только в исполнении Мамедова из третьей машины — Веселин Панайотов слышал ещё во дворе замка Брянск, перед погрузкой экспедиции в БТРы. Оттуда ему и запомнилась фамилия «Рябинович» с подробностями её белорусского произношения.

Впрочем, глядя на внешний облик Рябиновича — чернявого парня с характерным еврейским носом — всякую Белоруссию в один момент забываешь. Кажется, что это он сам, упорствуя в сомнительной версии широко известной фамилии, провоцирует Мамедова, Егорова и кто там ещё готов за компанию посмеяться.

От зрелища солдатского дуракаваляния Панайотову без перехода пришлось обратиться к картине самого злобного сарказма — на уровне высшего здешнего начальства.

Задержавшись у кучки рядовых, что подтрунивали над Рябиновичем, Веселин даже не заметил, как мимо него прошагал полковник, а вот попавшегося навстречу польского профессора проигнорировать не смог.

— Добрый день, — неловко поздоровался он, чуть не вжимаясь в берёзовый ствол. Пан только лишь взглядом показал, что его заметил. И взглядом — не очень-то милостивым.

Кшиштоф Щепаньски, как видно было по лицу, всё придерживал, берёг убийственные доводы к возвращению третьего БТРа, но наступил полдень следующего дня, а ожидание становилось всё более унизительным. Видано ли: начальника экспедиции и в грош не ставят, когда захотят, тогда и приедут…Уж кто-кто, а пан Щепаньски такого отношения ни от кого не терпел. И впредь учиться терпению явно не намерен — таков уж его тип решения вопросов.

Русский полковник чуть отстранённо прогуливался по периметру лагеря, когда непримиримый пан решительно заступил его путь.

— А скажите-ка мне, милейший, куда девались двое из моих людей, вверенные вашим заботам? — профессор с ходу форсировал голос и презрительно выпятил нижнюю губу.

Пан Кшиштоф — из тех начальников, которые признают за собой неотъемлемое право на взрыв. Зато и полколвник Снегов — из тех людей, от которых взрывная волна отскакивает рикошетом. Задумчивый полковничий взгляд безмятежно бродил по частоколу берёзовых стволов — и далеко не сразу отыскал на их фоне фигуру разъярённого профессора.

— Двое? И что за двое? — снизошёл Снегов до профессорских тревог.

— Те, которые ехали в пропавшем броневике! — процедил пан.

— Я догадался. Ваши двое — Зоран и Горан Бегичи, не так ли?

— Поразительная проницательность! — злобно похвалил Щепаньски.

— Но в упомянутом бронетранспортёре находится трое ваших людей. Судьба Горислава Чечича вас больше не волнует, я правильно понял? — и, не дожидаясь ответа пана Кшиштофа, полковник развернулся для прогулки в обратную сторону.

Столкнувшись с таким пренебрежением (а чего он ждал в ответ на свой оскорбительный тон?) профессор свирепо зыркнул по сторонам, и Веселину пришлось притвориться, что его внимание по-прежнему поглощено перипетиями с белорусской фамилией солдата. Не ахти как убедительно, зато вежливо. Аристократу Щепаньски стоило бы оценить.

Снегов удалялся, но пан Кшиштоф не дал ему так просто уйти. Постоял в оторопи с десяток секунд, потом нагнал (Панайотову показалось: сейчас как ударит!) и выкрикнул обвинение:

— Ваши действия преступны!

— Какие именно? — недоумённо обернулся Снегов.

— Вы самовольно изменили порядок движения машин!

— Да, я это сделал. И?

— Зачем вы это сделали? — Щепаньски даже зарычал.