Права мутанта (СИ)

Берёзовые стволы лежали довольно кучно, разглядеть между ними отпечатки мамонтовых лап.

Следы, как можно догадаться, первыми обнаружили чехи, хотя Рябинович тоже вовсю старался припомнить нужное место. На пригорке, где после давнего дождя некогда оставалась влажная почва, отпечатались вытянутые в цепь ямищи. И не три, не восемь — целых два десятка. В некоторых местах действительно прикрытые застарелыми лепёшками слоновьих экскрементов.

У первой же из этих куч трое антропологов замерли с торжественными лицами. Солдат Елохин, скосив на них глаза, исподтишка покрутил пальцем у виска и скорчил уморительно благостную рожу. Рябинович даже за подбородок схватился, чтобы не расхохотаться. Хомак, Клавичек и Мантл ничего не заметили. Верно, суетный мир далеко от них отступил.

— Вы ведь недавно всем БТРом видели самого мамонта, — удивился Веселин, — что вам теперь следы?

Ответа ждал примерно с минуту.

— В присутствии великого и могущественного объекта, — признался Клавичек, — тебя охватывает слишком сильный трепет. И тогда ты не можешь сохранить способность оценить его истинное величие. Ты в страхе отступаешь прочь, вместо чтобы идти навстречу.

Ну, это-то да, внутренне согласился с чехом Веселин Панайотов. Следы — они всяко безопаснее живого мамонта. Они — как те воронки от снарядов, куда животное второй раз не наступит.

— А через свои следы могучий объект дарует нам вдохновение, — дополнил Братислав Хомак.

— Мамонт бродит по Европе, мамонт гуманизма! — продекламировал Карел Мантл, одухотворённо закатывая глаза.

— Это ты о чём? — не понял Хомак. — Что за отсебятина?

— Мамонт — дух здешней мутации, — объяснил Мантл, — он показывает нам, что и под Брянском, как и везде в Европе — всё прогрессирует по единому плану.

— А! — Хомак отмахнулся. — Прописные истины…

А Веселин как раз и заинтересовался:

— Что за план такой?

— План э… неизбежного прогресса. Через мутацию.

— Кажется, никогда о таком не слышал.

— Слышали! — Мантл усмехнулся. — Человечество — оно ведь развивается в основном революционными скачками. (Я имею в виду, конечно, не социальные революции, а научно-технические). Так вот: рано или поздно в развитии технологий люди приходят к такому рубежу, когда они невольно порождают собственных могильщиков.

— Кого-кого?

— Мутантов. Тех, кто придёт на смену.

— Но почему же это неизбежно?

— Мировой закон. Против него не выстоишь. Наши технологии становятся всё более вредными и разрушительными для среды, в особенности, конечно, военные технологии… — Карел Мантл развёл руки, призывая в свидетели берёзы. — А воевать человечество обречено. Конфликт — суть нашей природы. Как только наша среда обитания становится глобально мутагенной, нам на смену приходят мутанты. Они сильнее нас, поскольку выжили в жёсткой борьбе за существование. Всё логично, не правда ли? — а с каким мечтательным видом сие произнесено!..

— Мировой закон? Ну допустим. Но при чём же здесь гуманизм? «Мамонт гуманизма» — вы ведь так сказали?

— Высший гуманизм — в альтруизме и справедливости. Он, собственно говоря, в том и состоит, чтобы люди уступили своё место…

— М-м-м… Нелюдям? — вставил-таки Хомак. Но весело и чуть наигранно, как из роли оппонента в заведомо решённом споре.

— Пусть нелюдям. Но ведь это люди их такими сделали, правда же? Значит, за мутантов они отвечают. Значит, должны смириться и не мешать честной конкуренции. В которой «нелюди» рано или поздно нас победят.

Вот Мантл даёт: неужели он серьёзен?

— Вы и правда спешите в могилу? — спросил Веселин.

— Нет, но я реалист! — гордо сообщил Карел Мантл.

Что ни говори, у Йозефа Грдлички достойные ученики. От их реализма мороз пробивает по коже. Помогать могильщику себя закопать, ибо таков закон… С таким настроением и могильщик не понадобится. Откуда нынче столько поклонников мутации? Зачем им это? Нет ответа.

Гуманисты выискались — с социал-дарвинистскими замашками. «Мамонт бродит по Европе, мамонт дарвинизма!» — вот так звучит более-менее правильно.

10. Юрий Михайлович Багров, капитан войск МЧС

— Кажись, заблудились… — проблеял Калинин, с опаской выглядывая в десантный отсек.

Этого ещё не хватало. Багров, охая, приподнялся на локтях над лежанкой. Во рту пересохло, голос окреп со второй попытки заговорить:

— Калинин… кхм, Калинин, отвечай, куда мы заехали?

— Бог его знает, куда, мой капитан… — лепетал водитель. — Кругом деревья, дальше дороги нет…

Можно подумать, раньше мы ехали по дороге. Но деревья — да, их БТРом легко не объедешь. Придётся сдавать назад.

— Что за деревья?

— Ёлки в основном…

Ну да, а должны-то быть уже берёзы. Точно, совсем запутались! Так старательно сбивали с толку близнецов Бегичей, что сбились и сами. Всё один к одному: ранение Бегича, своё, теперь потеря ориентиров…

— Вернуться-то сможешь? — спросил Багров по возможности мягко. Иначе Калинин уж совсем перепугается и не сможет больше ничего.

— Ну, это да… — с сомнением проговорил водитель, но приободрился. — Ага, конечно! По нашим же следам… — тут Калинин снова замялся и виновато заключил: