Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

Но вспомните, господа, одну историческую истину: в жизни здорового народа эпохи политической реакции всегда являются эпохами накопления сил; в такие темные промежутки мы накопляем духовную энергию, чтобы в грядущую освободительную эпоху ее расходовать… Ведь мы призываем не к мертвой науке, не к усыпляющей истории, а к той, которая будет будить мысль и совесть, которая поднимает самосознание, толкает на живое дело… Возникая при таких ауспициях, наше Историко-этнографическое общество вправе рассчитывать на особые симпатии разнородных общественных слоев. И мое горячее желание, чтобы наше новое Общество действительно стало «историческим», чтобы ему суждено было сыграть историческую роль в жизни нашего народа[577].

Не только Дубнов, но и все создатели ЕИЭО видели в нем возможность поднять историческое самосознание народа — и одновременно противопоставить репрессиям общественную деятельность. Начиная с 1908 года ЕИЭО служило обнадеживающим примером сотрудничества между диаспорными националистами и либералами; их явно сближало участие в совместных культурных и общественных инициативах[578]. Историческую секцию ЕИЭО возглавил Дубнов, этнографическую — юрист Михаил Кулишер (1847–1919); недавние непримиримые оппоненты в Союзе для достижения полноправия и Еврейской энциклопедии, теперь они делили обязанности заместителей председателя, которым стал Максим Винавер. В работе ЕИЭО активно участвовали как члены Фолксгруппе, например Лев Штернберг и М. Л. Тривус-Шми, так и состоявшие в Фолкспартей или вскоре вошедшие в нее Перельман, Ан-ский и Цинберг, а также другие известные общественные деятели, в том числе историки Александр Браудо и Юлий Гессен[579].

Вскоре после официального учреждения ЕИЭО начало издавать научный журнал «Еврейская старина», в котором публиковались исследования по еврейской истории и этнографии[580]. Некоторые члены ЕИЭО считали, что журнал должен выходить на иврите, однако Дубнов, назначенный главным редактором исторического раздела, смог убедить их в необходимости еврейского научного журнала, издающегося по-русски (впоследствии он вспоминал, что в эти годы пытался как можно решительнее дистанцироваться от языковых «войн» между гебраистами и идишистами)[581]. Он никогда не отделял работу историка от политической деятельности и, как пишет Джеффри Вейдлингер, его программные статьи, опубликованные в «Еврейской старине», были, по сути, не чем иным, как автономистской интерпретацией истории[582]. Несмотря на сопротивление некоторых членов редколлегии, Дубнов начал публиковать в журнале исторические документы, в том числе пинкасы — актовые книги еврейских общин, подтверждающие историческую обоснованность еврейского автономизма. Винавер поначалу не принимал такого выбора документов и материалов, но в конце концов согласился[583]. Несмотря на явную идеологическую направленность, «Еврейская старина» довольно скоро стала наиболее влиятельным еврейским историческим изданием в России; более того, журнал выписывали не только в Восточной Европе, но и во Франции, Англии, Германии и Австрии. В редакцию приходили письма со всей Российской империи — из еврейских литературных обществ, библиотек и даже от политических ссыльных в Усть-Сысольске[584]. Письма с просьбами прислать экземпляры для библиотек Психоневрологического института, этнографического отдела Русского музея и Государственной думы свидетельствуют о том, что «Еврейская старина» была востребована не только в еврейских кругах[585].