Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

Деятельность ЕИЭО не ограничивалась научными исследованиями. С момента его основания и вплоть до революции 1917 года оно активно участвовало в сохранении культурного наследия российского и восточноевропейского еврейства. Изначально Общество видело свою задачу в том, чтобы собирать и хранить еврейские исторические документы, однако благодаря организованным при его поддержке этнографическим экспедициям Ан-ского состав коллекций значительно расширился. В своей программной статье «Еврейское народное творчество», опубликованной в 1908 году в первом номере альманаха «Пережитое», Ан-ский призывал российское еврейство (или по крайней мере еврейскую интеллигенцию) переосмыслить фольклор своего народа в контексте новой, националистической идеи. Эта мысль, несомненно, перекликалась с призывом Дубнова по-новому взглянуть на собственное прошлое и была созвучна стремлениям национальной интеллигенции других наций заново открыть для себя музыкальную и сказительскую традиции собственных народов[586]. Впервые с идеей отправить экспедицию для сбора песенного фольклора, а также исторического и этнографического материала в черте оседлости Ан-ский выступил на заседании Еврейского историко-этнографического общества 11 октября 1909 года[587]. С этого времени в частных письмах к близкому другу Шмуэлю Нигеру он не раз сетовал на прижимистость богатых петербургских евреев, не желавших помогать его «делу». Однако вопреки этим жалобам экспедиции Еврейского историко-этнографического общества стали блестящим примером финансового участия элит в национально-ориентированном культурном начинании еврейских интеллигентов разнообразной идеологической окраски[588]. Благодаря щедрости нефтепромышленника Самуила Моисеевича Шриро, который помог оплатить издание «Пережитого», и семьи Гинцбургов, взявшей на себя связанные с экспедицией расходы, с осени 1907 года у Ан-ского появилась возможность посвятить себя фольклористическим исследованиям[589]. Самое крупное пожертвование — 10 000 рублей — внес Владимир Гинцбург, поэтому экспедиции были названы в честь его покойного отца, барона Горация Гинцбурга[590].

В летние сезоны 1912–1914 годов прошли три экспедиции в Волынской, Подольской и Киевской губерниях. Третья прервалась из-за начала мировой войны. В работе экспедиций принимали участие музыковед Юлий Энгель, художник и фотограф Соломон Юдовин (двоюродный племянник Ан-ского), фольклорист Зиновий Кисельгоф; ко второй экспедиции присоединились несколько студентов Курсов востоковедения[591]. По замыслу Ан-ского, материалы экспедиции должны были представить ни много ни мало этнографическую панораму традиционной еврейской жизни, запечатленной в звуках, образах, рассказах, предметах материальной культуры, и тем самым помочь «оторванным от народа интеллигентам» вроде него самого установить связь с собственным народом и содействовать национальному возрождению[592].

Задача сохранить еврейские культурные ценности стала особенно актуальной с началом Первой мировой войны. Собранные в экспедициях материалы предполагалось хранить и показывать в музее Общества, который был открыт в 1916 году[593]. В будущем часть экспонатов предполагалось переместить в музей, который должен был быть создан в Иерусалиме[594].

ЕИЭО видело свое призвание не столько в развитии национального самоуправления, сколько, говоря языком Ан-ского, в национальном самопознании, к которому ведет исследование прошлого и осмысление настоящего. Как и «Еврейский мир» и Ковенское совещание, петербургские инициативы выросли из усилий группы интеллигентов, стремившихся превратить российское еврейство в политически сознательную национальную общность. Ценность всех культурных, общинных, журналистских начинаний этого периода состояла в том, что они перебросили мост от рассуждений о еврейской национальной идее к практике формирования еврейского самосознания в России. Их создатели верили: если евреи узнают об исторических корнях своего права на равенство с другими народами империи, они будут более охотно поддерживать требование национальной автономии. Не менее важно, что подобные начинания зарождались в столице империи и осуществлялись по-русски; это служило дополнительным стимулом для культурной работы и переустройства общинной жизни. Представители различных политических групп создавали еврейские издания, культурные и общинные институты, чтобы противостоять ассимиляции. Однако из-за того, что петербургская еврейская интеллигенция ни на миг не забывала о физической и языковой дистанции, отделяющей ее от тех, кому она стремилась привить национальное самосознание, ее борьба за умы оказалась не более чем суррогатом подлинной политической мобилизации.

Заключение