Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

В посвященном Дубнову стихотворении Семена Фруга, которое было опубликовано в первом номере «Еврейского мира», довольно точно передана политическая и культурная атмосфера, царившая в Петербурге после революции 1905 года. Речь идет о поколенческом разрыве, приведшем к отказу «молодых» признавать русский языком еврейской политики и, как следствие, к их постепенному отдалению от русской культуры[595]. Фруг в равной мере много писал по-русски и на идише, изредка — на иврите[596]. Обращенное к Дубнову стихотворение называлось «Молодняк»:

Вот яблонь старая в саду родном и милом,
Вот верба над рекой, где в светлом смехе струй
Мне отклик слышался на первый поцелуй,
На рифму первую, — привет грядущим силам.
Следы минувших бурь невидимым перстом
Начертаны на них, как летопись живая.
А крепкий молодняк, разросшийся кругом,
Шумит так радостно, и свет, и тьму встречая.
О, кто же нам придет на смену, старый друг,
И в утро ясное, и в темный час ненастья?
О чем он шелестит, наш молодняк вокруг?
Какой готовит плод и ждет какого счастья?
Мы, корни старые, всю тесноту и тьму
Изведавшие, — все, что скоплено годами,
Все силы лучшие мы отдали ему:
Расти, родной, цвети под божьими лучами.
Окреп ли вдосталь он на молодых корнях?
О листья юные! В морозы и туманы
Их рост лелеяли мы в муках и слезах,
А нам так чужд порой и темен шум их странный![597]

По сути, Дубнов и Фруг были маскилим, постепенно пришедшими к национализму. О поколенческом разрыве Дубнов заговорил задолго до перехода на националистические позиции, когда в работе 1883 года оспаривал предложенную Львом Пинскером палестинофильскую трактовку самоэмансипации и отстаивал, в противовес ей, религиозную реформу, которая облегчит интеграцию в русскую культуру[598]. В статье этот разрыв описывается метафорой «отцов и детей»: «отцы» выступают за традиционный иудаизм, дети — за радикальный разрыв с религией. Дубнов, по его словам, в отличие от «отцов» или «детей», был сторонником самоэмансипации, но понимал ее как органические религиозные преобразования внутри общины, организацию самопомощи и культурную работу, которая превратит евреев России в российских евреев[599]. В своем движении к национализму — в данном случае уместнее говорить об эволюции, чем о переходе в новую «веру» — Дубнов и Фруг «восставали» против старшего поколения еврейских деятелей: в 1880-х годах обвиняли его в пассивности, а после погрома в 1903 году — в соглашательстве с имперскими властями. В 1909 году Фруг очень точно почувствовал, что следующее поколение восстанет уже против них самих.

Тогда же именно в Петербурге русско-еврейская интеллигенция (в те годы это словосочетание постепенно входило в обиход) постепенно превращается в еврейских политических активистов, последовательно отстаивавших идишистскую или гебраистскую позицию. «Языковые войны» велись на страницах еврейской периодики — главным образом по-русски, поскольку русский по-прежнему оставался основным языком еврейских политиков Российской империи. Зеркалом многих противоречий, отразившихся в культурных и политических баталиях этого периода, стал «Еврейский мир». Недолгая жизнь этого издания доказала, что возникшая в России своеобразная версия еврейского национализма, где национальные требования и культурная деятельность сочетались с участием в российской политической жизни, не привлекает молодых активистов. Наиболее ярко поколенческие различия проявились в спорах о языке. Если не считать нескольких показательных исключений, поколение родившихся в 1880-е гораздо легче переходило на идиш, чем те, кто был на двадцать лет старше. Так, например, Дубнов после единственной публикации в первом номере «Ди идише велт» больше не сотрудничал с этим изданием, и совершенно очевидно, что писать на идише ему было гораздо труднее, чем по-русски[600]. Закрытие «Еврейского мира» ускорило отход Дубнова от политики. Постепенно из активного деятеля созданной им партии он превращался в ее «почетного председателя».