Правая сторона

— Вы что, Рытов, тоже хотите на валку? — иронически спросил Дмитрий Иванович.

— Нет, у меня вопрос. Сколько людей вы хотите послать?

— Человек пятнадцать.

— Много. Помочь руднику, конечно, надо. Никто не спорит. Но отдавать сразу половину лесников — это я не знаю… Зачем крайности, Дмитрий Иванович. Послать человек пять-семь.

— Зря вы паникуете, Рытов, — досадливо перебил его директор. — За неделю-полторы ничего у нас тут не случится. Каждый возьмет еще по обходу — только и всего. Ну, поднажмут наши лесники. Ничего тут страшного не вижу.

— Нет, Дмитрий Иванович, — Иван упрямо мотнул головой. — Время сейчас неподходящее, чтобы заповедник так оголять. Посылать надо человек пять-семь. Не больше.

Руки опустились.

— Время как время, — пожал плечами Глухов и посмотрел на главного лесничего, который сидел, насупившись, не глядя в зал. — Матвей Матвеич, как вы смотрите? — в голосе Глухова теплилось ожидание.

Матвей медленно поднялся, пригладил ладонью жесткие волосы.

— Рытов-то, однако, прав, — сказал он со вздохом и обвел глазами мужиков. — Попроси у нас людей в начале мая или поздней осенью, в дожди — одно дело, а сейчас — другое. Сушь стоит, мужики. Тайга как порох… — обернулся к директору. — Вы, Дмитрий Иванович, человек у нас еще новый, не знаете, а лесники соврать не дадут. Года не проходит без пожаров. Это как напасть какая. Каждый год тушим. Сухие грозы. Так что лесничего в этом я поддерживаю. Выделим семь человек, и то помощь.

— Правильно! — выкрикнул Тихон. — А там, на руднике, передайте, что больше послать не смогли. Они поймут!

— Голосовать! — кричали из зала.

Дмитрий Иванович усмехнулся.

— Не надо, — сказал он устало. — Не колхозное собрание. Вы одно поймите, — глядел на Тихона, — мне самому ничего не надо. Для вас стараюсь. Чтобы вам лучше было.

— Которые записались лишние, то как? — спрашивали с мест.

Отмахнулся.

Задвигались скамейки. На задних рядах уже курили. Мужики повалили на улицу, но расходиться по домам не спешили. Так и стояли кучей, проводя еще одно, теперь уже неофициальное собрание.

12

Иван собирался на работу молча. Раздраженно стряхнул с ног комнатные тапочки, купленные Тамарой, опустился на лавку у порога, нашарил под ней шерстяные носки. У одного оказалась протертая пятка. Раньше бы этому особого значения не придал, сам бы заштопал, а тут и заштопывать не стал. Сунул ноги в резиновые сапоги, притопнул.

«Вот она, забота», — злясь, подумал он.

— Ребенка разбудишь, — сказала Тамара бесцветным голосом, не оборачиваясь к мужу. Она стояла у окна, скрестив на груди руки. За стеклом было серое, выжженное зноем небо. Жидкие клочковатые облачка висели над озером, размывали даль, кутали вершину Громотухи, отчего гора казалась выше, чем есть.

Дней десять назад у них случился крупный разговор, и все эти дни жена не замечала Ивана: ходит из угла в угол или смотрит в окно. Не видно, чтобы считала себя виноватой.

Они тогда собирались на день рождения к Вере, и Иван искал галстук. Случайно залез в средний ящик комода, где хранились вещи жены, переворошил там все и уже собрался задвинуть ящик, как заметил в углу небольшой узел. Развязал его и увидел двух хорошо выделанных соболей.

Тамара, в красном праздничном платье, только что отвела Альку к бабке Спирихе и примеряла туфли на кухне.

— Это что? — вылетел Иван из спальни. — Где взяла?

Тамара жалко улыбалась, видимо, не знала, что ответить, испуганно смотрела в заострившееся мужнино лицо.

— Где ты это взяла? — Ивана лихорадило.

— Купила, — холодно ответила Тамара, оскорбленная его тоном.

— У кого?

Она пыталась вырвать шкурке, но Иван не дал. Он вдруг вспомнил ночной визит Клубкова и жену, покорно исполняющую его приказы.

— Тебе их Клубков подарил…

— Ты с ума сошел! — кровь прилила к ее щекам от мужнина усмешливого взгляда.

В праздничном платье Тамара лежала на кровати лицом к стене и плакала навзрыд, а Иван, задыхаясь от возмущения, ходил по комнате.

— Ты понимаешь, что натворила? — лезли, царапая горло, слова. — В какое положение ты меня поставила? Жена лесничего купила у браконьера соболей!

Иван потом успокоился и говорил уже тише. А жена все плакала, и ни слова в ответ. Сколько дней прошло — она все молчит. Завтрак нарочно не сготовила, и Иван, глотнув из носка чайника холодной заварки, сунул в карман штормовки несколько кусков сахару, выскочил за дверь.

Он, конечно, понимал, что не только из-за соболей плакала жена. Надоело ей сидеть домохозяйкой, и жить на одну зарплату Ивана трудно. Скопилось все к одному…

На улице пыльно, даже в горле першит. Его окликали рабочие, здоровались, он кивком головы отвечал, не поднимая глаз. Хотел завернуть на плантацию, да подумал, что с утра не стоит. Глухов может его хватиться.

Перед крыльцом конторы толпились люди. Собрались на инструктаж обходчики, разговаривали с Матвеем. Иван не остановился, сухо кивнул всем сразу, стал подниматься по лестнице.

Вверху его догнал Матвей.

— Пойдем ко мне, — взял под руку, внимательно разглядывал. — Худой ты стал. Кожа да кости, — сказал уже в кабинете.

— Какой есть, — отрезал Иван.