— Да, нет, я просто, — сказала Рита со вздохом.
— Не просто. Я вижу. Ты сегодня какая-то не такая.
— Наверное, потому что — осень.
— А при чем тут осень?
— Глупый ты, — Рита ласково погладила его щеку. — Знаешь, мне осенью почему-то всегда грустно.
Артем закурил, глядя в черную стену озера, думал. Представил осенний вечер. Дома в Полуденном сиротливые, серые. Ветер свистит в голых ветвях берез, завывает в трубе. Рита сидит дома одна, слушает этот жуткий свист и вой. Тоскливо ей и одиноко. Одной, конечно, тоскливо. Но ведь он, Артем, не просто так встречается с Ритой. Он потому и подошел к ней смело, не обращая внимания на многозначительные улыбки женщин и подмигивания мужиков, что к Рите у него хорошее, светлое чувство. Он надеется, что и у нее есть такое же чувство к нему, и что зимой они не будут одиноки.
— Рита… — голос его дрогнул, — Рита, давай поженимся, — он почти выдохнул эти слова и, замерев, ждал, что она ответит. Он давно хотел это сказать, да все не находилось смелости.
Рита повернулась к нему, на ее губах он различил улыбку.
— Милый ты мой мальчик, — провела теплой ладонью по его лицу. — Ну, какой из тебя жених?
Артем растерялся. Раньше, когда еще не решался сказать эти слова, гадал, как Рита к ним отнесется. То ему казалось, что Рита, стыдливо потупясь, согласится, то воображение рисовало, как Рита отрицательно поведет головой из стороны в сторону. Чего угодно ожидал, но только не этого.
— Значит, за мужика не считаешь? — спросил он жестко.
Она весело засмеялась, близко были ее темные глаза.
— Такой ты мне нравишься. А ну-ка, еще скажи так.
Артем отвернулся.
— Ну, скажи-и… — и, смеясь, заглядывала ему в лицо, и он уже не знал, как быть: рассердиться или рассмеяться.
— Ты мне не ответила, — сказал Артем. — Да или нет?
— Что да или нет?
— Выйдешь за меня или не выйдешь.
— Думаешь, так просто сказать? — Рита все улыбалась. — Может, не ты один мне предложение сделал.
— Кто еще? — чужим голосом спросил Артем.
— Хотя бы Анисим.
— Анисим? — Это поразило Артема.
— А почему бы и нет? Или ты его за мужика не считаешь?
— Считаю, — хрипло сказал Артем. — Все ясно.
— Что тебе ясно?
— Все ясно. Все.
— Ничего тебе не ясно, — загадочно сказала Рита и, помолчав, попросила: — Проводи меня. Поздно уже.
Подошли к калитке. Рита отодвинула рукой щеколду, вошла, закрыла калитку за собой, прислонилась к забору, за которым молчаливо стоял Артем.
— Ну, иди домой, — тихо сказала.
— Скоро уйду, — ответил Артем и тоже прислонился к забору, глядел в темные Ритины глаза. — Что ты обо мне думаешь?
— Ну, что ты милый, хороший…
— А еще? — настаивал он. — Я пацан для тебя? Ты любишь Анисима?
Она улыбнулась и погладила его руку:
— Он добрый и славный.
— Ну, ладно, — хрипло проговорил Артем. — Ты скажи мне: да или нет. И я уйду. Сразу уйду. Слышишь?
Она молчала и улыбалась. «А ведь я ее еще ни разу не поцеловал», — подумал Артем, и вдруг, перегнувшись через штакетник, прильнул к ее улыбающимся губам, прильнул неумело и горячо.
Рита вырвалась, отступила от забора, изумленно покачала головой, но ничего не сказала.
— Да или нет? — снова повторил Артем, наливаясь непонятной самому силой и решительностью, и уже взялся рукой за щеколду, чтобы войти во двор, но Рита испугалась, побежала к крыльцу.
Он слышал, как щелкнул крючок двери.
Артем тихонько постучал в дверь костяшками пальцев.
— Иди, Артем, иди, — умоляюще просила Рита из-за двери.
Он опустился на доску крыльца. Хотел закурить, но побоялся, что свет спички увидят с улицы. Долго сидел, кроша пальцами сигарету, слыша в комнате осторожные Ритины шаги.
18
Ларион так и сяк пристраивался у двери, заглядывая в узкую щель. Ничего не увидел. Покрутился у окна — занавешено изнутри шторами. Мостился-мостился, пытаясь заглянуть в щелку, уронил в пыль свою морскую фуражку.
— Живой он там? — спрашивали мужики.
— Вроде живой. Слыхать, как половицы скрипят, — ухмылялся Ларион, очищая рукавом белой рубашки испачканную тулью фуражки. — А что, мужики, пускать-то он как будет, за так или за бутылку?
— А это ты у него спроси, — откликались мужики, принимая игру. — Постучи шибче в дверь и спроси.
— Ну его к шутам, пуганет еще, — Ларион дурашливо отмахивался, отходя от двери — потешал публику…
Люди приходили семьями, празднично одетые. Щелкали кедровые орехи, шутили и смеялись. Настроение у них было приподнятое, и понятно: выставка картин для Полуденного — диковина.
Артем постоял в весело гудящей толпе, попытался отыскать глазами Риту, ко не увидел ее. В последнее время она избегала с ним встреч, и он подумал, что она и сюда, на выставку, может не прийти.
У него и до этого было пасмурно на душе, а тут еще горше стало. Не забавляло его ни веселое кривляние Лариона, ни шутки мужиков.
Он медленно побрел к берегу. Издали поглядел на лодку, в которой когда-то сидели с Ритой. Лодка сиротливо чернела на белом песке, и он отвернулся.