Правда фактов, правда ощущений

Один из работников правительственной базы согласился распечатать копию важной для Джиджинги страницы, чтобы тот взял ее с собой. Мозби решил остаться в Кацина-Але и проведать своих знакомых, но Джиджинги отправился домой немедленно. На обратном пути он чувствовал себя нетерпеливым ребенком, желающим проехать всю дорогу на грузовике, а не идти домой от автострады. Приехав в деревню, Джиджинги сразу же начал искать Сэйба.

Джиджинги нашел его на тропе, ведущей в соседнее крестьянское хозяйство; какие-то соседи задержали Сэйба, чтобы он помог в разрешении спора, как раздать новорожденных козлят. Наконец, они остались довольны, и Сэйб продолжил путь. Джиджинги шел за ним.

— С возвращением, — сказал Сэйб.

— Сэйб, я был в Кацина-Але.

— А. И зачем ты туда ездил?

Джиджинги показал ему бумагу.

— Она написана давно, когда европейцы впервые пришли сюда. Они общались со старцами клана Шанги, и когда старцы рассказывали историю клана, то утверждали, что Шанги был сыном Джечиры.

Реакция Сэйба была спокойной:

— Кого спрашивали европейцы?

Джиджинги посмотрел в бумагу.

— Батура и Йоркиаха.

— Помню их, — кивнул Сэйб. — Мудрые люди были. Не должны были такого говорить.

Джиджинги тыкнул пальцем в слова на странице:

— Но сказали!

— Может быть, ты неправильно прочитал.

— Правильно! Я умею читать.

Сэйб пожал плечами.

— Зачем ты принес сюда эту бумагу?

— Она говорит важные вещи. Значит, нам будет правильно объединиться с кланом Джечиры.

— Думаешь, клан должен поверить тебе на этом основании?

— Я не прошу клан поверить мне. Я прошу их поверить людям, которые были старцами, когда они сами были молодыми.

— И они так бы и сделали. Но тех людей здесь нет. Есть только бумага.

— Бумага говорит нам, что они сказали бы, если бы были здесь.

— Неужели? Человек не всегда говорит одно и то же. Будь здесь Батур или Йоркиах, они согласились бы со мной, что мы должны объединиться с кланом Кванде.

— Как они могли согласиться, если Шанги был сыном Джечиры? — Он указал на лист бумаги. — Джечира — наша ближайшая родня.

Сэйб остановился и повернулся к Джиджинги.

— Вопросы родства не решаются бумагой. Ты — писец, потому что Маишо из клана Кванде предупредил меня о мальчиках из школы при миссии. Маишо не предупредил бы нас, если бы у нас не был один отец. Твоя должность доказывает, насколько близки наши кланы, но ты это забыл. Ты смотришь в бумагу и говоришь то, что уже должен знать тут. — Сэйб постучал по его голове. — Или ты изучал бумагу так долго, что уже забыл, что значит быть тивом?

Джиджинги открыл рот, чтобы возразить, но понял, что Сэйб прав. За все время, потраченное на изучение письма, он начал думать как европеец. Он начал верить написанному на бумаге больше, чем сказанному людьми, а тивы так не поступают.

Предварительный отчет европейцев был вафом; определенный и точный, но недостаточный для разрешения проблемы. Выбор, с каким кланом объединяться, должен быть правильным для общины; он должен быть мими. Только старейшины могли определить, что в данному случае будет мими; в их компетенции решать, что лучше для клана Шанги. Просить Сэйба подчиниться бумаге значит просить его действовать против того, что он считал правильным.

— Ты прав, Сэйб, — сказал он. — Извини меня. Ты мой старейшина, и я был не прав, думая, что бумага может знать больше тебя.

Сэйб кивнул и продолжил идти.

— Ты волен поступать, как хочешь, но уверен, ты причинишь больше зла, чем добра, если покажешь бумагу остальным.

Джиджинги задумался над этим. Старейшины западных земель, несомненно, заявили бы, что предварительный ответ подтверждает их позицию, и это продлило бы дебаты, которые и так слишком затянулись. Но более того, это сместило бы тивов вниз на пути отношения к бумаге, как источнику правды; это был бы другой поток, который смыл бы старые дороги, и Джиджинги не видел в этом пользы.

— Согласен, — сказал он. — Я больше ее никому не покажу.

Сэйб кивнул.

Джиджинги пошел к своей хижине, размышляя над случившимся. Даже без посещений школы при миссии он начал думать как европеец; его занятия письмом привели к тому, что он, сам того не замечая, перестал уважать старцев. Письмо помогало ему думать яснее, он не мог отрицать этого; но такая причина была недостаточно весомой, чтобы доверять бумаге больше, чем людям.

Как писцу, ему полагалось хранить книгу решений Сэйба в суде племени. Но ему не нужно было хранить другие тетради, в которых он записывал свои мысли. Он использует их при разжигании огня.

#

Обычно мы так не думаем, но писание — это технология, а, значит, у грамотного человека процессы мышления технологически опосредованы. Мы стали когнитивными киборгами тогда, когда научились бегло читать, и последствия были глобальными.