Правда и Небыль

На такси Юрьев доехал до штаб-квартиры Группы гораздо раньше назначенного времени. Оставил помощнику Рибелу свой чемодан и портплед, попросив погрузить их в машину. Свободное время он решил посвятить прогулке по окрестным лиссабонским улочкам. Уж больно они были хороши. От офиса Группы банкир решил пройтись через Байшу. Гулять по холмистому Лиссабону — занятие не для всех, но Юрьев был в хорошей форме и к тому же знал местность. Туристские тропы, по которым обычно гонят стада «гостей столицы», его не привлекали.

Он обошёл магазинную улицу Аугушта с её магазинчиками и уличными музыкантами, спустившись по короткому и всегда пустому переулку Третьего декабря, вышел на площадь Педро Восьмого[3].

Площадь считалась исторической. От Лиссабонского землетрясения она почти не пострадала. По легенде, единственное, что рухнуло, — помпезный памятник в самом центре. Теперь там стоял фонтан с фигурами нереид. Когда-то Юрьев потратил полдня, фотографируя эту скульпутную композицию со всевозможных ракурсов, пытаясь найти что-то новое. В конце концов ему это удалось.

А вот стоящий на той же площади знаменитый торговый центр банкиру не нравился. Здание было построено в тридцатых годах прошлого века в стиле ар-деко из розового мрамора с помпезными барельефами на фасаде. Когда-то там располагался театр. Теперь его перестроили и заполнили дорогими бутиками, возле которых всё время толпились туристы.

Из центра хорошо виднелась новенькая стеклянная башня, в ней-то и располагался основной офис Группы, от стен которого Юрьев отправился на прогулку.

Алексей Михайлович испытывал к зданию сложные чувства. С одной стороны, архитектурное решение было удачным: стеклянная игла под голубым небом, в которой отражались кусочки облаков, смотрелась прекрасно. С другой — здание даже и не пыталось вписаться в старую архитектуру. Оно откровенно доминировало над ней. Был в этом какой-то вызов тому спокойствию и уюту, которые Юрьев так любил. Время неумолимо двигалось вперёд, и надо было возвращаться.

Через двадцать минут банкир подходил к главному входу в основное здание. Попутно подумав, что у архитектора хватило вкуса и такта не делать огромное крыльцо, на которое надо карабкаться минуты три. Здесь было всего десять ступенек. Подниматься по ним московский визитёр не стал: он решил подождать Моту Рибелу на улице. Его чёрный, сверкающий «БМВ» с заблаговременно загруженным в него багажом уже стоял наготове. В том, что ждать не придётся, Алексей Михайлович был уверен. Рибелу был человеком старой школы и ценил точность.

Ровно в шесть вечера, как договаривались, — секунда в секунду, — когда Юрьев ступил на первую ступеньку, раскрылись стеклянные двери фойе. На крыльцо вышел Мота Рибелу, как обычно в сопровождении помощника с портфелем.

— Алекс! — обрадовался старик. — Давно ждешь?

— Секунд пятнадцать, — улыбнулся московский гость.

Мота расхохотался и протянул руку для рукопожатия. В Европе, а тем более в Южной, руки жмут обычно при совершении сделки или для закрепления какого-нибудь договора. Здороваться за руку тут не принято. Но Рибелу знал русские обычаи и всегда приветствовал банкира из Москвы рукопожатием. Причём правильным рукопожатием — коротким и крепким. Не протягивал пальчики для формального прикосновения, но и не тряс кисть собеседника по пять минут.

— Едем, самолёт уже ждёт. — По-английски Мота изъяснялся неплохо, но, в отличие от Силва, с таким сильным акцентом, что порой приходилось догадываться, что он имел в виду.

Юрьев скользнул на заднее сиденье комфортного автомобиля, Рибелу опустился рядом, а его помощник занял место впереди. Машина мягко тронулась.

Рибелу напоминал средневекового пирата. Старику стукнуло уже шестьдесят семь. Но годы не слишком сказались на его облике. Поджарый, почти костлявый, но с широченными плечами. Густые волосы едва не до плеч, зачёсаны назад. Несмотря на возраст, чёрные как смоль, и только на висках серебрились пряди. Очень смуглое от природы лицо. Вот с лицом время поработало крепко. Глубокие складки и морщины бороздили щёки и лоб. Но даже в них не могла скрыться главная примета португальца — шрам, пересекающий левую бровь и скулу. Мота никогда не рассказывал, где он его приобрёл. Больше всего отметина смахивала на след сабельного удара.

— Я слышал, в Москве проблемы, Алекс? — дипломатично поинтересовался Рибелу. Настолько дипломатично, что Юрьев насторожился. Нельзя сказать, что руководитель службы безопасности Группы обычно рубил правду-матку в глаза, но всё же он был человеком достаточно прямолинейным и предпочитал сразу расставлять точки над i. Если бы Мота знал русский, он бы обязательно ставил точки и над буквой «ё».

— Мы их решаем, — так же уклончиво ответил банкир.

Рибелу понимающе кивнул:

— У нас будет время поговорить в самолёте.