Правда истории или мифология? Пограничные войска НКВД в начале Великой Отечественной

И даже первое боевое донесение, направленное в Москву в 4.20 22 июня 1941 года из штаба Западного фронта о начале боевых действий на государственной границе, не обеспокоило наркома обороны СССР, как будто бы все шло по плану советского командования. Около 4.30 заместитель командующего Западным фронтом генерал-лейтенант Болдин услышал от народного комиссара обороны шокирующие любого нормального человека слова: «Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам. Разведку самолетами вести не далее шестидесяти километров»[171]. И только в 5.25 генерал армии Д. Г. Павлов, получив указание из Москвы, отдал войскам приказ: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю поднять войска и действовать по боевому».

А вот что рассказал о поведении С. К. Тимошенко в первый день войны бывший в то время начальником Главного управления ПВО страны главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов: «Всю ночь мы не спали. Вести с границ поступали все более тревожные. Около четырех часов получили первое сообщение о бомбежке вражеской авиацией Севастополя. Вскоре через ВНОС поступили сведения о воздушных налетах на Виндаву и Либаву. Я позвонил народному комиссару обороны С. К. Тимошенко и попросил принять меня немедленно по особо важному делу. Через несколько минут я уже был у него с данными о бомбежках целого ряда наших городов. В кабинете наркома находился и начальник Главного политического управления Л.3. Мехлис.

Я доложил все имевшиеся в моем распоряжении данные о действиях авиации противника. Не высказав никаких замечаний по моему докладу, нарком подал мне большой блокнот и предложил изложить донесение в письменном виде. Когда я писал, за спиной стоял Мехлис и следил, точно ли я излагаю то, что говорил. После того как я закончил, Мехлис предложил подписаться. Я поставил свою подпись, и мне разрешили продолжать исполнять текущие обязанности.

Я вышел из кабинета с камнем на сердце. Меня поразило, что в столь серьезной обстановке народный комиссар не поставил никакой задачи войскам ПВО, не дал никаких указаний. Мне тогда показалось: ему не верилось, что война действительно началась. Зачем нужно было в это время, когда дорога каждая минута, краткий и ясный устный доклад обращать в письменный документ?»[172].

Ну и как все это можно понимать? Как известно, дури в армии во все времена хватало, но не до такой же степени. Но если же предположить, что советские провокации на западной границе по времени почти совпали с началом фашистской агрессии против СССР, то тогда действия наркома обороны приобретают определенную логику. Ведь сразу поверить в такое невероятное совпадение было невозможно.