Правда, которую мы сжигаем

— Почему люди всегда направляют на меня оружие? — Тэтчер вздыхает, закатывая глаза, как будто это лишь незначительное неудобство, а не вопрос жизни и смерти.

Они стоят перед открытой кухней, я полагаю, Финн вошел через заднюю дверь. Скорее всего потому, что Фрэнк позвонил ему до того, как Сайлас его утихомирил.

Я держу пистолет направленным на Финна, полностью осознавая, что, если он сделает движение, я с большей вероятностью нанесу удар.

— Либо ты положи это и приходи добровольно, либо я пристрелю здесь твоего друга. Даже Стивен за моего напарника, — говорит он, злобно сверкая глазами.

Я не стану этого отрицать, потому что только один из нас выберется из этого, а я не собираюсь лезть из кожи вон.

— Я все время думал, что ты один из хороших. Есть ли здесь что-то в воде, из-за чего все превращаются в вероломные куски дерьма? Или вы все просто родились в сексуальном рабстве и педофилии? — спрашиваю я, вопросительно склонив голову.

Я удивлен, что он был замешан в этом со своим более чем мертвым партнером. Тот, который был превращен в суп. Серная кислота — чудодейственное средство для человека, пытающегося избавиться от тела.

Но я не шокирован. Каждый замешан в чем-то аморальном. Этот город тонет в нем.

— Не смотри на меня свысока из-за дерьма, которого ты не можешь понять, мальчик.

Задняя дверь тихо приоткрывается, и я вижу это краем глаза. Я никогда не был девицей, попавшей в беду, и мне никогда не требовалось спасения, но в данный момент я бы не отказался от небольшой помощи.

— Ты прав. Я не могу понять, как человек с семьей может выбрасывать их ради каких-то грязных денег? Кто теперь похож на мальчика?

— Это гораздо больше, чем это. Вы даже не коснулись поверхности того, как далеко идет «Гало» или в кого он вцепился своими когтями. Даже если вы сможете найти выход из этого, они не остановятся, пока вы все не умрете. Они знают вас. Они знают ваши имена. Ваши семьи, ваши жизни. Я делаю тебе одолжение, — смеется он, — Покончим с этим здесь и сейчас, пока за тобой не охотились люди гораздо страшнее меня.

— Это не закончится так, как ты думаешь, — говорю я ему, обнимая Сайласа рукой, чтобы он не двигался.

— Ага? У кого здесь больше контроля? — он усмехается, душа Тэтча чуть сильнее, заставляя моего друга угрожающе прищуриться, устав от того, что кто-то, кого он не знает, прикасается к нему. — Федерал, чей напарник был убит группой разбушевавшихся школьников? Или награжденный офицер, пытающийся защитить мэра города?

Плохие вещи случаются, когда разгневанные люди остаются горевать. Еще хуже случается, когда хорошие люди вынуждены защищать тех, о ком они заботятся.

— Ставлю свои деньги на девушку с ножом.

Лира вонзает серебристый край лезвия в шею Финна, погружаясь в вену, будто разрезая созревший фрукт. Кровопотеря немедленная. Она вырывается из открытой раны, когда Лира выдергивает его из отверстия.

Алая жидкость, от которой пахнет металлом, стекает каскадом по плечу Тэтчера, стекая по его рубашке, словно стремительный водопад. В его глазах дикое выражение, которого я никогда раньше не видел, когда он наблюдает, как вода стекает по нему, соскальзывая с воротника его рубашки.

Рука Лиры тверда, когда она роняет нож на пол. На ее лице нет ни страха, ни паники; она выглядит как всегда — пассивна и не обеспокоена тем, что происходит в мире. Кровь покрывает ее крошечную бледную руку, и вместо того, чтобы смотреть на человека, которого она только что убила, когда он падает на землю, она просто отступает, позволяя его телу сползти на пол, и остается сосредоточенной на Тэтчере. Ее взгляд не отрывается от него ни на секунду.

— Это была новая рубашка, — выдыхает он, его грудь вздымается, когда он оборачивается, чтобы посмотреть на нее, мертвое тело — единственное, что разделяет их.

— Она была некрасивая. От крови стало лучше, — говорит она, поднимая на него запавшие глаза. С окровавленной рукой и лиловыми мешками под глазами от недосыпа она напоминает мне героиню Тима Бертона — вьющиеся волосы, слишком большие для ее лица глаза, бледная кожа.

— Он умер? — я слышу звуки из кухни, и мне достаточно ее голоса, чтобы обратить все свое внимание на нее.

Я никогда не верил ни в рай, ни в ад.

Судьба или предназначение.

Я никогда не стоял снаружи и не загадывал желание во время падающих звезд.

Нет, я никогда ни во что подобное не верил, но я верю в нее.

— Мой папа умер? — она дышит, в ее глазах танцуют маленькие невинные демоны, и я никогда не видел хаоса в таком прекрасном состоянии.

Такой поразительный оттенок синего, переплетенный с огнем, с которым я люблю играть.

Это судьба? Это судьба?

Что мальчиком, еще до смерти моей матери, я часами сидел, глядя на открытое пламя, отказываясь оторвать от него взгляд. Слишком поглощенный, слишком увлеченный тем, как клубы дыма пели, а угли обжигали мою кожу.

И те же языки пламени танцуют в уголках ее глаз. Такие горячие, такие чертовски синие, и я хочу зажариться в них заживо.

Может быть, я всегда видел ее внутри огня.

Или, может быть, я просто родился в пламени.

— Пока нет, — говорит Тэтчер. — Нам нужно убрать это, Рук.