Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959

Разделение полномочий между Крэггом и Черячукиным с самого начала было довольно туманным, и со временем это породило между ними значительные трения и взаимную неприязнь. Вскоре они начали использовать меня в качестве посредника – причем каждый надеялся, что я смогу убедить другого уступить, – но, как я заметил, ни один из предложенных мной компромиссов не был принят. Чтобы иметь возможность отказаться от такого рода невыполнимых заданий, я в конце концов (9 июня 1921 г.) ушел с поста адъютанта корпуса, оставив за собой обязанности преподавателя английского, а также переводчика и корпуса, и лагеря в целом. После этого я стал ограничиваться только переводом того, что каждый из них говорил другому, ничего не вставляя от себя, и работа моя стала гораздо терпимее.

Осложнения, хотя и другого рода, возникли также в связи с приездом секретаря американской YMCA[94] достопочтенного мистера Артура Симмонса, конгрегационистского священника, с женой. Эти исключительно приятные и добрые люди много сделали для наших мальчиков. Они организовали доставку в лагерь огромной рекреационной палатки (вроде циркового шатра с плоским верхом) со столами для пинг-понга, боксерскими перчатками, наборами для шахмат и шашек и другими средствами организации досуга. Это сделало семейную пару Симмонс очень популярной в лагере и вызвало неприязнь к ней британцев – те считали, что Симмонсы ищут для себя дешевой популярности. Британцы обеспечивали лагерь гораздо более дорогостоящими и важными вещами – жилыми палатками, питанием, одеждой и медицинским обслуживанием, – но встречали куда меньше благодарности, чем американская пара с ее оборудованием для отдыха. После того как мистер Крэгг отпустил по этому поводу несколько язвительных замечаний, мистер и миссис Симмонс решили вернуться в Америку; принадлежащую YMCA рекреационную палатку со всем содержимым они оставили нам.

Незадолго до отъезда они невольно стали причиной инцидента, который может служить хорошей иллюстрацией проблем, с которыми сталкивается переводчик, если пытается, как я тогда, не допустить ухудшения отношений между двумя группами людей, средством сообщения между которыми он является. Время от времени мистер Симмонс через каирское бюро YMCA приглашал к нам лекторов; они выступали перед кадетами с лекциями на самые разные темы, а я переводил. Однажды мистер Симмонс сказал мне, что его немного беспокоит личность следующего лектора, выбранного каирским бюро, – это был баптистский проповедник, только что вернувшийся после многих лет работы в Китае и любивший стращать слушателей «огнем неугасаемым и серой». Мистер Симмонс опасался, как бы что-нибудь из сказанного лектором не показалось оскорбительным нашему православному священнику, с которым у Симмонса, как и у остальных, были хорошие отношения. Не смогу ли я во время лекции немного смягчить выражения, если проповедник начнет излишне горячиться и говорить бестактно? Я обещал выполнить его просьбу.

Началось все спокойно; рекреационная палатка была переполнена. Генерал и офицеры, наш священник, мистер Крэгг и мистер Симмонс сидели в первых рядах. Однако только один человек во всей аудитории, кроме меня, знал и русский, и английский языки. Это был полковник Павел Ричардович Невядомский – польский католик; в 1916 г., когда я учился в Михайловском артиллерийском училище в Петрограде, он командовал там нашей батареей.

Когда проповедник начал делать осторожные, но довольно бестактные замечания, я, как и обещал, немного смягчил их в переводе. Однако мои старания привели к совершенно неожиданному результату. Миссионер то и дело обшаривал глазами лица сидящих в аудитории; вероятно, следил, не появятся ли признаки недовольства. Ничего не видя, он обнаглел еще больше; смягчать его высказывания становилось все труднее и труднее. Вскоре мы прошли «точку возврата», и мне ничего уже не оставалось, кроме как «переводить» прямо противоположное тому, что на самом деле говорил баптист. Это было несложно.

Например, докладчик рассказал о русской девушке, которая отказалась от православной веры после того, как познакомилась и пообщалась с баптистами. Мистер Симмонс начал вставать с места с самым суровым выражением на лице, но полковник Невядомский, сидевший рядом, удержал его; сам он дрожал от сдерживаемого смеха и вовсю потешался над разыгрывающейся комедией. Полковник прошептал что-то Симмонсу на ухо, а я в это время переводил – наоборот, – что лектор был знаком с русской девушкой, которая не поддалась ни на какие увещевания миссионеров и ни разу не усомнилась в своей родной православной вере. Мистер Симмонс посмотрел на меня с выражением встревоженного недоверия, но, казалось, успокоился, когда я ухмыльнулся и подмигнул ему. По всей видимости, окончательно его успокоил взгляд нашего священника, который был очевидно доволен услышанным.