Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959

Затем судно двинулось через Дарданеллы на Кипр. К счастью, погода стояла хорошая и море было спокойно. Когда мы проходили Эгейским морем, из-за горизонта то и дело вставали греческие острова; они поднимались над водой и неторопливо проплывали мимо. Острова казались красивыми, хотя и бесплодными. Добравшись до Кипра, мы бросили якорь в Фамагусте, гавани на восточном конце острова. Однако и там нам не разрешили сойти на берег – эпидемия на борту приняла угрожающие масштабы, и местные британские власти сочли, что не смогут справиться с разгулявшимися среди людей на судне инфекционными болезнями – не хватит мест в больницах и карантинных мощностей. Еще несколько дней мы в бессмысленном ожидании стояли в бухте. Нервное напряжение на судне все возрастало; гражданские беженки не выдерживали. Было уже несколько случаев истерики.

В конце концов кто-то в штаб-квартире британцев вспомнил о существовании госпитального лагеря карантинного типа в Сиди-Бишр – пригороде египетской Александрии. Аагерь этот предназначался для паломников-мусульман на пути в Мекку. Бараки его, способные вместить одновременно 8000 человек, были в то время пусты. Нам приказали двигаться туда; в результате после трех с лишним недель, проведенных на борту «Саратова», русские беженцы высадились в Александрии.

В лагере в Сиди-Бишр у британцев все было организовано очень эффективно – по принципу «сборочного конвейера». Аюди, их одежда и другое имущество продвигались отдельными потоками через несколько дезинфекционных камер, а затем вновь сходились вместе. Не думаю, что после этой процедуры могла уцелеть хотя бы одна вошь; все без исключения переносчики тифозной инфекции безжалостно уничтожались. Помогала и теплая погода – пока продолжалась дезинфекция, по лагерю можно было передвигаться в одних только длинных белых больничных рубахах. Зато все кожаные вещи, которые перед паровой обработкой не отделили от остальной одежды, пропали. Я был слишком занят как переводчик и не мог как следует позаботиться о собственных вещах. В результате мой меховой полушубок прошел по «сборочному конвейеру» и съежился до размера, который подошел бы, наверное, только карлику. Кожа на нем стала жесткой и ломкой, и мне пришлось его выбросить.

Больных оставили в Сиди-Бишр в госпитале, а остальных беженцев с «Саратова» несколькими железнодорожными составами перевезли в Тель-эль-Кебир – арабское селение на восточной границе дельты Нила. Неподалеку от него в пустыне располагался еще один большой госпитальный лагерь, из которого только что вывезли турецких военнопленных. Наш кадетский корпус разместили в лагере отдельно от гражданских беженцев.

Рядом с нами располагался лагерь уланского полка индийской армии. Его командир, полковник, нанес нашему директору генералу Черячукину официальный визит и пригласил его и меня на обед в свою офицерскую столовую. Почти все офицеры полка были англичанами. После обеда мы поехали с полковником на поле сражения 1882 г., где небольшой британский отряд, неожиданно высадившийся в Суэцком канале, захватил врасплох и разбил египетского командующего Араби-пашу. На поле были еще видны очертания некоторых полевых укреплений, и полковник в деталях рассказал нам об этом историческом сражении.

Вскоре после этого к нам приехал с официальной инспекцией британский генерал-лейтенант сэр Уолтер Норрис Конгрив, кавалер Креста Виктории, командующий EEF – Египетским экспедиционным корпусом, как тогда называли британские войска в Египте. Общий вид и дисциплина наших кадет произвели на него благоприятное впечатление, и он тут же решил отделить нас от деморализованных гражданских беженцев и перевести в отдельный особый лагерь возле Исмаилии, маленького городка на берегу Суэцкого канала на полпути между Порт-Саидом и Суэцем. Как он сказал через меня нашему генералу, там жило несколько очень приятных французских семей, которые «скучали до слез» от ничегонеделания и отсутствия общества и которые, по его мнению, должны были в связи с нашим появлением поднять страшную, но приятную суету.

Со временем выяснилось, что старый англичанин, отнесшийся к нам с такой добротой, нисколько не преувеличил. В Исмаилии располагалось главное управление Суэцкого канала; этот маленький городок утопал в садах, а за полвека до этого, еще при Лессепсе – французском строителе канала, – там был заложен большой парк с искусственным орошением. С тех пор контрольный пакет акций канала перекупили британцы, но управление каналом они очень разумно оставили в руках французов. Исмаилия сохранила первоначальный дух уютного французского колониального городка и была известна как «изумруд пустыни»; все улицы ее были засажены тенистыми деревьями и окружены многочисленными виллами с роскошными субтропическими садами.

Мы все разместились под парусиновыми крышами в палаточном лагере на открытом участке песчаной пустыни возле большого озера, через которое проходил канал. Совсем рядом был прекрасный песчаный пляж, и наши мальчики имели возможность часто купаться и плавать на другую сторону канала и обратно.