Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959

Сопровождал нас ленинградский архитектор; во время войны он был капитаном и служил в части, которой во время наступления нацистов было поручено охранять Петродворец и попытаться спасти как можно больше из его сокровищ. Он рассказал мне много интересного о сражениях и о блокаде Ленинграда. Советские войска оставили Петродворец без боя, чтобы памятник не пострадал; позже, когда германская блокада была прорвана, они тоже не стали атаковать его в лоб, а обошли и высадились на берегу Финского залива в тылу немцев. Но все эти усилия не помогли. Уходя, нацисты заминировали водоводы, по которым вода подавалась к фонтанам, взорвали центральную часть дворца и подожгли остальное (фото 68). Если сравнить это фото с фото 69, которое я сделал через пятнадцать лет – в 1959 г. – с несколько большего расстояния, то можно увидеть, какая за это время была проделана громадная работа по реставрации дворца. Следует отметить, что во время реконструкции имперские орлы на башнях были восстановлены в первоначальном виде – с коронами (фото 67). (После Февральской революции 1917 г. и отречения царя Николая II большая часть орлов была оставлена на своих местах, но уже без корон, как на фото 66.)

В настоящее время монархизм как реалистическое политическое течение перестал существовать. С другой стороны, расовая политика нацистов, их надменная враждебность к местному славянскому населению и его культуре, бездумное уничтожение русских святынь и памятников, попытка искоренить все, что противоречило бы абсурдным теориям германского расового превосходства, – все это вызвало в Советском Союзе огромный подъем национального самосознания, новый искренний интерес к прошлому России и гордость за него. На мой взгляд, даже внешние проявления этой гордости – например, официальное признание русских героев прошлого, таких как генералы Суворов, Кутузов и другие, – это вовсе не временная военная уступка советских правителей, как продолжают думать многие русские эмигранты. Мне представляется, что возрождение национальной гордости и самосознания очень реально и идет, что называется, «от земли». Я видел его признаки и в поведении многочисленных посетителей музеев, и в том, как бывший советский офицер гордо демонстрировал боевые награды на груди и особенно одну на оранжево-черной полосатой ленточке – точно такой же, как у креста Св. Георгия[120] (это была эквивалентная Георгиевскому кресту советская боевая награда – орден Славы), и во многих других эпизодах.

Когда мы обедали в известном московском ресторане, я испытывал странное чувство. Я не мог не вспоминать, как совсем недавно (или так мне казалось) разъяренные толпы людей срывали эполеты с плеч офицеров императорской армии и пели:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,
День твой приходит последний, буржуй!

И вот я сидел в ресторане, ел тот самый деликатес, рябчиков, среди потомков и последователей тех самых революционеров; многие из посетителей в большом ресторанном зале тоже были в форме с погонами, очень напоминавшими офицерские погоны прежних дней. А вот лица по большей части были другими, особенно у людей постарше – их черты были более грубыми и резкими, они указывали на тяжесть жизни земледельцев в деревнях, откуда родом были эти люди. Иногда рядом с этими людьми сидели их дети; их черты напоминали родительские, но благодаря городской жизни были уже гораздо мягче.

Я был глубоко тронут, когда один из наших ленинградских хозяев – человек гораздо моложе меня – сказал мне в аэропорту перед нашим отлетом: «Григорий Порфирьевич, мы имеем некоторое представление о психологии и понимаем, что вы должны были чувствовать, посещая родные места. Я не позволю себе выражать сочувствие, поскольку в сочувствии всегда есть элемент снисходительности. Могу я просто пожать вам руку и сказать до свидания?» Мы торжественно пожали друг другу руки.

Киевские и украинские впечатления

Киев, как мне показалось, очень сильно изменился с 1917–1918 гг., когда я там бывал. Его главная улица, Крещатик, обновилась до неузнаваемости. Во время Второй мировой войны она была полностью разрушена. Сначала взорвались мины замедленного действия, оставленные в домах отступающими советскими войсками. На них подорвалось много офицеров германской армии, которые были расквартированы в этих домах. Остальные здания сожгли через два года нацисты, когда настала их очередь отступать. Разрушение было настолько полным, что при новой застройке улицу без труда расширили с первоначальных 170 до 235 футов (фото 70).

Один древний собор в другой части города тоже был разрушен до основания, но, к счастью, сохранился нетронутым собор Св. Софии с бесценными православными мозаиками XI в. (фото 72). Сейчас он превращен в музей и тщательно сохраняется.