Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959

Ранее я уже упоминал, что каждый казак шел служить вместе с собственной лошадью. Правительство выделяло на содержание этих лошадей определенные суммы, которые можно было тратить по-разному, на усмотрение командира. Поскольку я почти ничего в делах снабжения не понимал, то с радостью оставил все вопросы шести или восьми ветеранам, которых казаки обоза выбрали в свой Совет. Я пообещал, что завизирую их решения, если они покажутся мне разумными, и присутствовал на заседаниях Совета исключительно в роли наблюдателя, что оказалось для меня чрезвычайно поучительно.

Дискуссии в Совете проходили достаточно неортодоксально и, естественно, не следовали общепринятым правилам западной парламентской процедуры. Однако каждый раз, после горячих споров с использованием самых цветистых выражений, после множества отступлений и личных ссор, каждая из которых подробно и многословно обсуждалась, члены Совета обычно приходили к единому мнению и принимали решение о том, что необходимо сделать. И действия эти, как правило, были вполне разумны.

Например, если речь шла о деньгах на содержание лошадей, то сначала казаки собирали по окрестным деревням точную информацию о ценах на фураж и обсуждали вероятные тенденции на ближайшее время. Затем оказывалось, что дешевле и эффективнее всего арендовать сенокосные угодья, с которых хозяин из-за недостатка рабочих рук не смог бы сам заготовить сено; после этого следовало самим скосить часть травы на сено, а остальную площадь угодий использовать под пастбище. Чтобы выяснить все по этой схеме, по округе рассылали конные патрули; они возвращались со сведениями не только о размерах подходящих угодий и качестве травы на них, но и о семьях и характерах владельцев и оценкой того, насколько трудно будет договориться с каждым из них и насколько упорно он будет торговаться. Из списка выбирали три-четыре наиболее подходящих варианта, и Совет нашего обоза в полном составе отправлялся на переговоры с каждым владельцем по очереди. Через несколько дней ожесточенных споров мне на подпись был представлен письменный договор.

На меня вся эта процедура произвела сильное впечатление – даже группа офицеров Генерального штаба не сумела бы лучше спланировать и осуществить подобную операцию. При этом я не считаю, что качества, позволившие добиться такого результата, присущи только казакам, как традиционно самым независимым из земледельцев; я убедился, что многие русские крестьяне в полной мере обладают той же житейской сметкой. В этой связи через много лет я с большим интересом прочел книгу Максима Горького «Мои университеты», – под каковыми он понимал две волжские баржи, где в роли «профессоров» выступали другие матросы, его товарищи по работе.

Одним из членов обозного Совета был казак по фамилии Кузнецов, шорник и ремонтник. Он как-то заметил на моем столе русский перевод «Путей достижения индийских йогов» йога Рамачараки и после часто обсуждал со мной эту книгу. Меня очень заинтересовала изложенная в ней философия – особенно утверждение, что жизнь человека отчасти предопределена в результате прошлых поступков – как его собственных, так и близких ему людей, – и лишь отчасти определяется его собственной свободной волей. Как будто в доказательство верности этого утверждения, наши дружеские беседы позже помогли мне – в критический момент я неожиданно получил от Кузнецова помощь (см. главу 5).

Офицерам постарше было трудно или даже невозможно приспособиться к новым условиям, хотя многие пытались. Так, попытка полковника Упорникова установить с нижними чинами более близкие отношения не удалась, хотя в казачьих частях эти отношения вообще были гораздо лучше, чем в любых других. Офицеры здесь не только наблюдали песни и пляски простых казаков, которые традиционно устраивались почти каждый вечер после поверки и молитвы, но и сами принимали в них участие.

Но, как и во всей русской армии, в казачьих частях офицерское звание с каждым днем значило все меньше и меньше, и лидерство – к добру ли, к худу, – переходило к тем, кто способен был руководить людьми одной только силой собственной личности.

Полковник Упорников вскоре решил, что ситуация безнадежна, и взял отпуск; за время отпуска он получил в тылу некий номинальный пост и не вернулся на батарею. Не вернулся из госпиталя и его заместитель, очень знающий и опытный капитан Коньков.

Фотография 25, вероятно, является последней, где можно увидеть вместе почти всех офицеров[37] батареи. Она была сделана после вечеринки возле землянки на реке Стоход, показанной на другом фото (24); вечеринку эту мы устроили где-то в мае в связи с проводами Конькова.