Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959

Мне пришлось пережить весьма неприятный момент, когда наш автомобиль внезапно окружили матросы вооруженного патруля. Они сердито восклицали, что в этом доме, говорят, бывал сам Краснов! Что мне здесь нужно? Блеф вновь оказался спасительным – причем выручил меня не только пропуск из Смольного; очень помогли и безошибочно подлинные пролетарские ругательства, которыми разразились два моих красных водителя.

В результате госпожа Краснова и ее чемоданы были целыми и невредимыми погружены в машину. В письме, полученном мною почти через двадцать три года после этих событий (в августе 1940 г.), она так вспоминает о них: «…А помните тот ужасный вечер, когда вы приехали, чтобы забрать меня из дома сестры в Гатчине, и сообщили, что П[етр] Николаевич Краснов] арестован большевиками. Я, помню, хотела встать и не смогла – ноги меня не слушались. Затем я овладела собой, и мы поехали в Петербург через Пулково, где вдоль дороги все еще лежали трупы лошадей после недавнего сражения. Что за трудная была ночь, и как благодарна я была вам за то, что вы со мной…»

В Петрограде я из предосторожности не стал подъезжать прямо к дому, где на втором или третьем этаже располагалась квартира госпожи Красновой. Вместо этого я остановил машину перед последним поворотом. Мы оставили вещи в машине, а сами прошли к дому и поднялись по ступенькам. Я позвонил в дверь – я знал, что в квартире должна была жить горничная.

Никогда в жизни я не испытывал такого изумления, как в тот момент, когда дверь распахнулась и передо мной предстали два матроса-караульных с примкнутыми штыками. Из гостиной рядом с прихожей послышался голос генерала Краснова. Мне ничего не оставалось, кроме как небрежно отодвинуть матросов в сторону и пропустить вперед госпожу Краснову.

После первых приветствий мужа и жены красный офицер, которого я видел утром в Смольном, спросил, каким образом я оказался в Петрограде, если шесть часов давно миновали? Я ответил, что мой пропуск был продлен, но он подозрительно посмотрел на меня и пошел к телефону, справиться в красном штабе. К счастью, телефон находился в кабинете генерала, через две комнаты от прихожей.

Я сказал генералу, что мне нужно покинуть квартиру в течение минуты и что вещи госпожи Красновой будут стоять на тротуаре за углом. Что доложить полковнику Маркову в Гатчине? Генерал ответил, что подписал обязательство не поддерживать связи с войсками, но не может запретить мне рассказать о том, что видел. Я отдал честь и вышел.

Настал критический момент. Мне нужно было выйти из квартиры, минуя красных матросов-караульных у двери. Я заставил себя идти к ним по коридору неторопливым шагом, с невозмутимостью человека, сознающего свою власть. Очевидно, я преуспел в этом, так как они подтянулись при моем приближении, а один из них открыл передо мной дверь. Я ответил на его приветствие и шагнул за порог.

Этажом ниже я не удержался и прибавил шагу, но перед поворотом за угол снова замедлился. Красные шоферы помогли мне быстро выгрузить вещи госпожи Красновой на панель, и через несколько секунд мы уже снова катили в ночь, направляясь в Гатчину. Я чувствовал беспокойство, пока мы не выехали из Петрограда. Телефонные столбы вдоль дороги по-прежнему были повалены, провода лежали на земле.

В Гатчине я поблагодарил водителей, отпустил машину и отправился доложить полковнику Маркову, что он больше не может рассчитывать на получение инструкций от генерала Краснова; ему придется все решать самому. Я провел ночь в его кабинете, а на рассвете покинул дворец. Я не мог больше принести здесь никакой пользы, да и оставаться было небезопасно. Первым делом я направился домой, в Царское Село.

Добраться туда было довольно сложно. Поезда еще не ходили, и мне пришлось воспользоваться старым фронтовым методом – выйти на дорогу Гатчина – Царское Село и попытаться поймать попутку. Когда вдалеке появился грузовик, я вышел на середину дороги и поднял руку. Когда он остановился, я без особого удовольствия обнаружил, что его кузов плотно набит вооруженными красногвардейцами. Тем не менее я попытался сохранить спокойствие и, как ни в чем не бывало, принялся их расспрашивать. Оказалось, что это рабочие-добровольцы возвращаются на свои фабрики возле Усть-Ижоры – и они должны были проехать через Царское Село. Я попросил подвезти. Меня спросили: «А вы кто? Штабной!» Я ответил утвердительно, но не стал пояснять, конечно, из какого именно штаба, и забрался на сиденье рядом с водителем и командиром красного отряда. Избежать дальнейших расспросов и вообще прекратить разговор оказалось не слишком сложно.

Приехав, я застал маму дома. Мы радостно обнялись, и некоторое время я рассказывал ей о своих приключениях и выслушивал ее рассказы о том, что произошло за время моего отсутствия. Вскоре после этого мама записала наш разговор в своем дневнике.

Ее записки и мои собственные воспоминания, изложенные выше, совпадают не во всем, но расхождения невелики и не слишком значительны.