Во-первых, главным является почти полное отсутствие любых проявлений страха или тревоги со стороны пассажиров и строгое следование нормальному поведению со стороны почти всех. Думаю, не будет преувеличением сказать: те, кто читал о катастрофе, тихо сидя дома, и представлял себе ужасные сцены гибели «Титаника», испытывали больше ужаса, чем те, кто стоял на палубе и наблюдал, как корабль постепенно, дюйм за дюймом, погружается под воду. Нужно сказать, что ощущение страха овладевало пассажирами очень медленно; возможно, причинами стали отсутствие на первый взгляд каких-либо признаков опасности и спокойная ночь. Позже, когда стало известно, что лайнер получил серьезные повреждения, страх, пришедший вместе с новыми знаниями, почти сразу же развеялся. Никто не испытал внезапного, всепоглощающего ощущения опасности, которое проникает в разум так быстро, что трудно с ним справиться. Думаю, страх был бы куда большим, если бы столкновение было резким и сильным, когда от удара пассажиры попадали бы на пол. Опасность раскрывалась постепенно, и все могли справляться с разными ее степенями, стараясь держаться как можно спокойнее. Спокойствие и самообладание — два наиболее ярко выраженных качества, которые преобладали в ту ночь. Иногда мы острее ощущали опасность, а иногда испытывали сильное волнение, например, когда запустили первую ракету. Но, едва осознав, что означает то или иное, люди овладевали собой, и к ним возвращалось прежнее хладнокровие. Страх то прибывал, то убывал; по моим наблюдениям, все могли его контролировать. Более того, бессознательно осознавая абсолютную необходимость сохранять хладнокровие, каждый старался отогнать от себя ощущение опасности как можно дальше. Возможно, так действует инстинкт самосохранения. Правда, многие вспоминают: им казалось, будто все происходит во сне. Мы как будто смотрели на происходящее издалека, из безопасного места. Люди, которые ходили по палубам или завязывали друг на друге спасательные жилеты, были актерами на сцене, а мы лишь зрителями; казалось, что сон вот-вот закончится, мы проснемся и обнаружим, что сцена исчезла. Многие испытывают примерно то же самое во время опасности, но, когда мы стояли на палубе «Титаника», ощущение было очень заметным. Помню, как внимательно я смотрел на окружающих, помогая одному пассажиру завязать спасательный жилет. Нам повезло, что все происходило именно так: способность наблюдать за происходящим бесстрастно — чудесное лекарство против разъедающего душу страха, который обычно сопровождает подобные сцены. Тишина, окружавшая нас, была одним из многих факторов, содействовших порядку и дисциплине. Возможно, читателям утомительно слышать одно и то же, но я убежден, что окружающая тишина очень помогала поддерживать общее спокойствие. Корабль не двигался; не было ни дуновения ветерка; небо было ясным; море напоминало мельничный пруд — иными словами, общая «атмосфера» была безмятежной, и все на борту бессознательно реагировали на нее. Но главным образом общее настроение определялось привычкой к послушанию и уважением к начальству — отличительными признаками тевтонской расы. Пассажиры подчинялись приказам офицеров. Женщины спускались на нижнюю палубу, мужчины оставались там, где им велели оставаться, и молча ждали следующего приказа, инстинктивно понимая, что только так можно достичь наилучшего результата для всех, кто находился на борту. Младшие офицеры, в свою очередь, выполняли приказы старших офицеров так быстро и четко, как позволяли обстоятельства; старшие офицеры руководили посадкой в шлюпки и спуском шлюпок на воду; некоторые младшие офицеры спускались в шлюпки, чтобы командовать ими в открытом море. Механики, оркестранты, инструктор тренажерного зала — все исполняли порученные им задачи: четко, молча, не задавая лишних вопросов, не задумываясь над тем, каковы их собственные шансы спастись. Такая тесная взаимосвязь пассажиров, офицеров и членов экипажа была вызвана врожденной привычкой исполнять свой долг, а не плодом долгих размышлений.
Надеюсь, мои слова ни в коей мере не умаляют героизм тех, кто мужественно утонул вместе с «Титаником» после того, как от лайнера отошли все шлюпки, — если кто-то воспринял мои слова неправильно, меня извиняет лишь невозможность выразить словами важную мысль. Достаточно сказать, что спокойный героизм погибших в большой степени был подсознательным, присущим им по натуре. Им не пришлось выбирать то или иное поведение. К такому заключению меня привело все, что я видел на палубе до того, как спустили шлюпки. О том же говорят и выжившие, которые оставались на палубе до последнего, погрузились под воду вместе с кораблем, а потом были спасены.
Можно сделать вывод, что общее благородство характера человеческой расы, состоящей из представителей разных национальностей, проявляется подсознательно. Подобное качество невозможно воспитать усилием воли.