Правда варварской Руси

Весной они подали челобитную о недоплатах денег царю. Федор поручил расследование Языкову. Тот доложил, что это клевета, челобитчиков было велено бить кнутом и отправить в ссылки. 23 апреля последовала вторая жалоба, на полковника Грибоедова. Мол, задержал половину жалованья, чтобы строить загородный дом. Но Федор был уже при смерти, при дворе было не до челобитных. Выборного с жалобой препроводили в Стрелецкий приказ. А 80-летний Юрий Долгоруков был начальником строгим, счел попытку обращения к царю грубым нарушением субординации. К тому же ему доложили, что выборный пьян и говорит «слова непригожие». Долгоруков велел его высечь. Когда того повели, встретились другие стрельцы, и челобитчик призвал их на помощь — дескать, не от себя же шел, а по общему приговору. Стрельцы вступились и отбили его. В Стрелецкой слободе пошло брожение. До которого властям дела не было, партии Нарышкиных и Милославских готовились к решающей схватке.

И ситуацией воспользовалась «третья сила» — Иван Андреевич Хованский. Он происходил от Гедиминовичей, в польскую войну прославился как лихой рубака. Но политиком был никаким, да и вообще считался человеком глуповатым, носил прозвище «Тараруй» — болтун, балаболка. Хованский был обижен тем, что, несмотря на знатность рода и заслуги, в Боярской Думе с ним не считались. И вдобавок он являлся тайным раскольником. Вот и задумал что-то вроде «старообрядческой революции». Принялся ездить по полкам и подогревать недовольство. С рядовыми общался запросто, за это стрельцы его любили, слушали, а Хованский внушал, что дальше им еще хуже будет — не дадут ни корму, ни денег, и вообще «бояре-изменники» продадут Москву еретикам и искоренят православие.

А 27 апреля скончался Федор Алексеевич. Тут же, у гроба царя, партия Нарышкиных во главе с патриархом Иоакимом предприняла подготовленный демарш. Настроив нужным образом духовенство, патриарх спросил бояр, кому быть государем, Ивану или Петру? Большинство было за Петра, но высказалось, что по закону надо бы созвать Земский Собор. Однако Иоаким поспешил. Опасаясь противодействия, решил действовать быстро. Объявил — а зачем ждать? Сейчас же и спросим у народа! Вышел на Красную площадь и обратился к собравшимся людям, кого они хотят? Естественно, вопрос был поставлен таким образом (и самим патриархом!), что толпа почти единогласно кричала: «Петра!» Софья пробовала возражать, что подобное избрание незаконно, и если Иван недееспособен, то и Петр еще мальчик. Поэтому пусть будут 2 царя. Иоаким ее доводы легко разбил. Дескать, многоначалие пагубно, и Богу угоден един государь.

Конечно же, власть досталась не 10-летнему Петру. Реальной правительницей стала Наталья. И растерялась, не зная, что делать. Ее поддерживало большинство бояр, но неопытная женщина не знала, на кого опереться. Писала к Матвееву и торопила его, возлагая все надежды на его приезд. Уж он-то во всем разберется, правительство сформирует. Но Матвеев, хоть и выехал из Пустозерска давно, двигался медленно. Все понимали, что он станет регентом, и старались засвидетельствовать ему почтение. В каждом городе его встречали торжествами, подарками. И ему после ссылки, видать, нравилось. Застревал там и тут. А пока его не было, царица доверила управление не тем, кто действительно мог стать толковыми советниками, а отцу и братьям. Они же повели себя неумно, кичились возвышением, раздражая москвичей.

А дела-то не ждали. 30 апреля челобитные на своих начальников подали уже 17 полков! Причем составлены они были в ультимативной форме — наказать полковников, а иначе стрельцы «промыслят о себе сами», обидчиков перебьют и дома разграбят. И Наталья допустила роковую ошибку. Точнее — преступление. Решила задобрить стрельцов. Без расследования, без суда велела арестовать полковников, пустить их имущество на уплату жалованья, двоих, героев битвы за Чигирин Грибоедова и Карандеева, бить кнутом, а 12 — батогами. Заслуженные командиры рыдали от бесчестья, подвергаясь телесному наказанию, а распоясавшиеся стрельцы сами командовали палачам «давай» или «довольно». Результат был обратным тому, на который рассчитывала царица. Дисциплина рухнула. Офицерство было оскорблено — раз правительство так к нему относится, пусть само и успокаивает смутьянов. А тех, кто все же пытался навести порядок, стрельцы гнали вон бранью, камнями, несколько человек были убиты.