Что подумала бы Мэри, если бы увидела его сейчас? Обрадовалась бы она тому, что он вернулся к своему прежнему «я»? Если быть честным, он подозревал, что нет. Он представил себе, как она закатывает глаза и читает ему лекцию на тему, что есть настоящее и подлинное, а что – просто неуемное восхваление. Он как раз вспомнил одно из ее наставлений, вдохновивших его на заголовок для той самой тетради. Тетради, которая все изменила.
Джулиан уселся на край стола, скрестив ноги и небрежно откинувшись назад, как его попросил фотограф, и устремил взгляд вдаль, словно размышляя на заумные, высокохудожественные темы, не волнующие простых смертных. Это был один из его фирменных взглядов. Поначалу он беспокоился, что мог все позабыть, но оказалось, это как езда на велосипеде. Ездил ли он когда-нибудь на велосипеде? Разумеется. И конечно, с шиком.
– Джулиан, я понимаю, мы здесь только для фона и контекста, – сказал Райли чуть язвительно, – но не могли бы вы помочь мне с перспективой?
– Боюсь, Райли, Джулиан потерял свою перспективу, – заметил Хазард.
Джулиан смеялся вместе со всей группой. Важно видеть, что человек умеет смеяться над собой. Его друзьям никогда не доводилось жить у всех на виду. Они не понимают, что такое нажим.
Когда урок закончился и фотограф ушел, из кухни донесся голос Бенджи.
– Для тех, кто останется на ужин, будет суп вонтон. И клецки с креветками. Я все приготовил собственными руками, – сказал парень с большими веснушчатыми руками и обгрызенными ногтями.
– Не беспокойтесь. Есть можно. Я его научила, – добавила миссис Ву.
Хазард
Хазарду понравилось работать в «Мамином маленьком помощнике». Чем больше он болтал с матерями об их различных пагубных пристрастиях – к героину, крэк-кокаину, кристал-мету, – тем яснее понимал, насколько они похожи на него. Они обменивались советами на тему о том, как бороться с сильными желаниями, и соперничали в шокирующих рассказах о «сумеречных днях».
– Хорошая работа, банда! Фин, Зак, Квини, переворачиваем мешок! – говорил Хазард компании помощников в возрасте от четырех до восьми.
Дети ходили за ним по пятам, ожидая от него инструкций. Здесь вырыть ямки, тут посадить семена, повсюду собирать в мешки листья. Он раздавал всем пакеты для мусора, чтобы складывать туда сорняки, вырванные из цветочных клумб. На него, как на человека, достойного подражания, смотрели снизу вверх шесть глаз. Хотя это возвышало его в собственных глазах, но вызывало и ужас. Нельзя было подводить их. Их и так уже достаточно подводили.
– Фин, дружок, сюда! – Хазард присел на корточки, чтобы быть вровень с краснощеким чумазым мальчуганом, бежавшим к нему. – Не говори Квини, что я выдал ее, но перед тем, как идти домой, проверь, чтобы в карманах пальто не было слизней.
Хазард даже потратил часть своих тающих сбережений на покупку пары крошечных тачек, граблей и садовых совков, предназначенных для детских рук. Он никогда прежде не проводил много времени с детьми. Он определенно не относился к тому типу людей, которым давали подержать младенца или просили посидеть с ребенком, но теперь с удивлением понимал, как ему это нравится. Он разучился ценить повседневные радости – выпить стакан апельсинового сока после нескольких часов усиленной копки или устроить с ребятами фермы с червяками и гонки улиток.
После целого дня работы в саду Хазард здорово уставал. Но это была хорошая усталость. Честная усталость. После нескольких часов суровой физической нагрузки болели мышцы, а тело жаждало долгого спокойного сна. Это совершенно не было похоже на усталость прежних дней, когда он бывал отравлен, раздражен и измотан после полутора суток непрерывной гулянки, бодрствуя благодаря коктейлю из химикалий.
Ему нравилось чувство связи с природой. Это была первая работа в его жизни, на самом деле кажущаяся
Он достал визитку, которую на прошлой неделе ему дала на улице женщина. Хазард не был в неведении относительно переполоха, какой вызвали в «Мамином маленьком помощнике» он с его австралийскими подельниками. Он понимал, что восхищение вызывало не только их телосложение, но и солнечная, буйная, искренняя природа австралийских парней, сам акцент которых заставлял представлять себе пляжи, широкие открытые равнины и медведей коала, – и все это было желанным противоядием от затягивающей лондонской тоски.