Правдивая история Золушки

Шаг – твердый, решительный. Он вынудил меня отступить, но, качнувшись, я лишь чудом устояла на ногах. Если бы не мужчина, то точно бы упала, а так он полностью удерживал меня, склоняясь надо мной невыносимо близко. Сколько? Всего ладонь между нами, а сердце заходится в дробном ритме.

Не могу отвести от него взгляд. Очень хочу, безумно хочу, но просто не могу, будто загипнотизированная. Именно он владеет всем моим вниманием без остатка. Шаг, шаг, еще шаг. Он ведет и не оставляет мне и шанса на собственные решения. Я словно являюсь частью его самого, его продолжением, что покорно следует за ним.

Ох, дохлые медузы, да за что мне это? Чем я провинилась перед Вершителем?

Глава 16

Глава 16

Мы танцевали без музыки, но я бы без утайки назвала эту мелодию симфонией сердца. Покорно отвечала на каждый его шаг. Следовала за ним без тени сомнений. Лишь неконтролируемо вздрагивала, едва его ладонь словно между прочим прокатывалась по моей спине.

Ни слова в этой тишине. Она будто была совсем другой – непривычной, но не страшной. Наоборот, скорее приятной и волнующей. Какой-то теплой и родной, как если бы целый мир вдруг сузился до этой комнаты. Как если бы больше ничего и не нужно было для счастья.

Шаг.

Шаг роковой – твердый, широкий, а я не успеваю отступить. Падаю, оказываясь в его объятиях. Одна его рука придерживает мою спину, тогда как пальцы второй почти невесомо касаются щеки, скользят по шее, обжигают ключицы, очерчивают каждый изгиб, замирая на моем бедре.

Он склоняется все ниже. Радужки затапливает целая буря эмоций. В них пылает дикое пламя, в котором я неизбежно пропадаю, тону. Не дышу. Забываю, как дышать, на самом деле. Разве нужен воздух, когда на тебя смотрят вот так? Когда сжигают одним взглядом, а внутри загорается что-то совсем иное. Когда ощущаешь чужое дыхание на своих губах, а веки закрываются непроизвольно. Когда чувствуешь прикосновение, а оно отзывается покалыванием на коже, онемением…

– Это танец покорности, – слышу я сквозь вязкое марево, что оплетает тело безумием ночи. – Императору понравится, если вы станцуете его вместе с ним.

Резко и без предупреждения меня вернули на землю. Я едва ли не упала, не провалилась сквозь пол, потому что нельзя же так. Нельзя растаптывать на месте светлые эмоции, каких за последние годы в моей жизни было немного. Нельзя убирать руки, окуная в бушующий холод метели. И нельзя отворачиваться, будто минутой ранее совершенно ничего не произошло.

– Идите спать, Авелина, – сухо произнес Дэррек, по-прежнему стоя ко мне спиной.

Очарование момента мигом слетело, бесследно растворилось, окуная меня в столетние снега реальности. Поправив халат, я с грустью взглянула на так и не допитую бутылку вина. Хмель уже завладевал сознанием. Именно поэтому я еще до сих пор и не сбежала.

– Мне нужен доступ к императорской библиотеке, – проговорила я решительно, в отличие от Дэррека не забывая, зачем я нахожусь здесь на самом деле.

– Мои люди уже прошерстили каждую книжку, – ответил он отрывисто, и не думая оборачиваться.

Не знала, смотрел ли он в окно или просто стоял с закрытыми глазами, но сейчас как никогда казался мне мощным и внушительным.

– Все равно, – возразила я, готовая настаивать на своем во что бы то ни стало. – Мне нужен доступ к императорской библиотеке. Абсолютно ко всем отделам, в том числе и закрытым на тысячи замков.

– Хорошо, – безэмоционально и, я бы даже сказала, спешно согласился со мной Дэррек. – Еще какие-нибудь запросы? Может быть, вы хотите ковер-самолет? Или джинна в лампе? Не стесняйтесь, требуйте, я ведь ваш верный слуга, – процедил он сквозь зубы, резко обернувшись.

– Только это, Ваше Сиятельство, – отчеканила я, поворачиваясь лицом к стене. – Откройте мне проход.

– Да, пожалуйста! – все больше свирепел его голос, а передо мной разрасталось окно портала.

Я входила в него решительно и не оборачиваясь. Одним-единственным твердым шагом я переступила через кольцо, но, прежде чем портал закрылся, все-таки услышала, как вместе с моими надеждами разбивается и одна из ваз.

Вот что значит уязвленное самолюбие.

Ночь, к моему удивлению, прошла без эксцессов. Проснувшись рано утром, я позавтракала в полном одиночестве, наслаждаясь той тишиной, что стояла в эти рассветные часы. Мне было о чем подумать, но думать совершенно не хотелось, потому что мысли мои то и дело скатывались то к императору, то к Дэрреку.

Один из них обещал мне помочь, но, видимо, важные дела не дали ему сделать это. Да я и не обижалась. Мне никто из них ничем не обязан, но глава императорской службы безопасности вынуждал меня сомневаться в том, правильно ли я поступила, согласившись помочь ему в обмен на получение разрешения на деятельность.