Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

— Да, твой перевод лучше, чем у Кургоко Батыровича.

Возможно ли это! В моем представлении отец был недоступной вершиной. Было что-то кощунственное в том, что мне невольно пришлось состязаться с ним. И, снова помрачнев, я спросил:

— Если у вас был перевод сказа, почему вы поручили мне вторично перевести его?

— Не замечал ли ты, кан мой, как птицы учат летать своих птенцов? Приходит время, и птенцы, которые так боялись выходить из гнезда, становятся сильнее своих родителей. Нисколько не грешно, Ахмед, превзойти и родного отца.

Я смотрел на него почти испуганно.

— Да-да, ты должен пойти дальше нас. Уровень культуры и задачи, стоящие перед наукой, теперь другие, чем два десятка лет назад. Они сейчас более сложные и более величественные. А выводы из этого сделай сам.

Может, это и так. Может, и надо сделать выводы. Но стать сильнее отца?..

— Запомни, Ахмед, ты должен развить и углубить дело Кургоко Батыровича. Оглянись на то, что уже достигнуто твоими предшественниками, и иди вперед. До поры до времени полезно учиться играя! Теперь я вижу, что уже нет надобности в подобной игре. Так что взлетай сам и пари в бескрайнем небе знаний.

Леонид Петрович встал, прошелся по комнате и остановился у окна. Всматриваясь в ночное небо, усеянное звездами, он сказал чуть торжественно:

— Да, вашему поколению предстоят великие дела и великие открытия!

А я сидел и думал о словах отца: «Родство по дружбе, родство по душе и делам сильнее кровного родства, сынок. На его крыльях можно высоко подняться и можно совершить большие дела. Оно чисто и благородно. Знай это и никогда не забывай!»

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ОТЦА К АТАЛЫКУ

Как говорят наши старики, любители образной речи: «Вселенная крутится колесом, а время бежит, не зная ни задержки, ни возврата…» Пожалуй, даже не бежит, а мчится вовсю. Кажется, совсем недавно приехал я из Кожежа. Но с того времени уже прошло целых пять лет. Как будто вчера мои лучшие друзья Сережа и Вова окончили десятый класс. Но с того дня прошел целый год. После школы Сережа сразу пошел служить в речное пароходство и ходит теперь до самого Каспийского моря. Вовка по комсомольской путевке укатил на большую новостройку.

Пролетел и последний год моей учебы в школе. Я вернулся с выпускного вечера на рассвете. А утром отдал Леониду Петровичу и Анне Сергеевне свой аттестат, пахнущий типографской краской, такой красивый, свежий и новенький. Вовек не забыть, как они радовались, сколько добрых слов сказали мне.

На другой день аталыки пригласили к нам в дом моих друзей и учителей.

Пришел Сергей в форме речного моряка — подтянутый, стройный, уже успевший загореть во время рейсов. Мягкий пушок золотился на его обветренных щеках. Пришли две девочки из соседней школы, в нарядных платьях с короткими рукавами. Пришел и Николай Феофанович — высокий, тощий, в очках, с иронической улыбкой на бледном, худом лице. В прошлом году он защитил кандидатскую диссертацию и теперь преподает литературу в университете. Пришли Евгения Константиновна и Алексей Иванович.

Настроение у всех было отличное. Звучали тосты за школу, за учителей, друг за друга.

А потом встал Леонид Петрович, поднял старинный, оправленный в серебро рог с вином и торжественно произнес древний кабардинский хох[9], обратившись ко мне:

Мой сердечный кан!
Будь сильным и крепким душою!
Будь победителем и в малом и в большом!
Будь джигитом на радость и счастье людей!

— Да будет так! — дружно подхватили гости.

А Леонид Петрович произнес и другой хох, обращенный уже ко всем:

И пусть богатеет,
Пусть вечно цветет
Страна, что нас греет
И кровь нам дает,
Чтоб мы поживали,
И горя не знали,
Чтобы врагов своих
Одолевали!

И снова все дружно ответили:

— Да будет так!..

А потом Леонид Петрович взял со стола изящную объемистую папку с золотым тиснением, потом подошел к стене, завешенной ковром, снял дорогой кинжал и шашку в позолоченных ножнах. Держа все это в руках, аталык медленно подошел ко мне и сказал:

— Кан мой, в этой папке многолетний, незавершенный труд твоего отца. Надеюсь, что ты закончишь то, что не успел сделать твой отец.

— Клянусь! — сказал я и принял папку.

— Оружие это я преподношу тебе, дорогой Ахмед, как дар твоего отца.

Леонид Петрович был растроган, глаза его влажно блестели. Меня тоже охватило волнение. Я опустился на одно колено и протянул вперед обе руки. Приняв дар, я поцеловал шашку и кинжал в знак того, что буду верным этому оружию.

— Скоро мы отвезем нашего кана на родину и передадим с рук на руки его матери со спокойной совестью и с чувством исполненного долга, — мягко проговорил аталык.

— Но сначала Ахмед сдаст экзамены в университет, — вставила Анна Сергеевна. — Он поступает на филологический факультет.

Я был возбужден и, не раздумывая, выпалил свое давнее решение:

— Только на вечернее отделение!