Он действительно не ошибся в своих упованиях на них; не успел Ремон огласить весть об его аресте, как они приложили все старания, чтоб выяснить причину и освободить его, если будет возможно. Лакеи Ремона выследили уводивших Франсиона сбиров и заметили дом, куда они с ним вошли. Что касается его собственных слуг, то они не последовали за ним в лавку ароматника, а набивали себе брюхо где-то на стороне. Временно удовольствовались тем, что выяснили место его заключения, однако же послали разведчиков на эту улицу, дабы непрестанно следить, не переведут ли его куда-нибудь. Вскоре стало известно, что его обвинили в подделке денег, ибо нашли при нем несколько фальшивых монет; никто не считал это достаточным основанием для лишения его свободы, и все друзья бросились хлопотать перед влиятельными лицами, с коими были знакомы, дабы доказать, что он вел добропорядочную жизнь и никогда не позволил бы себе совершить дурной поступок, а, напротив, обладал всяческими достоинствами, отчего все порядочные люди должны быть заинтересованы в оказании ему защиты. Нашлось также немало итальянских вельмож, обещавших пустить в ход все свое влияние. Тем не менее не удалось окончательно высвободить его из места заключения, ибо, по мнению властей, ему надлежало сперва оправдаться, а также отнестись терпеливо к своему пребыванию в этом доме, каковое не налагало на него бесчестья, поскольку это не была тюрьма, предназначенная для преступников. Вот и все, чего они смогли добиться. Наиболее близкие друзья проводили Ремона домой, намереваясь держать совет о том, что им предпринять на следующий день. Тут были Одбер, дю Бюисон и двое-трое других. Явился также Гортензиус, опечаленный несчастьем, постигшим любезного ему Франсиона. Он обрушился на недостатки современной полиции; по его словам, в обращении находилось множество фальшивой и обрезанной монеты, и никто не задерживал ее у источника и не любопытствовал узнать, откуда она идет, а обыватели, коим она попадалась, не несли ее к менялам согласно предписаниям властей, а старались всучить ближнему; это было бессовестно и влекло за собой то, что фальшивомонетчики и обрезчики всегда находили, кому передать свои воровские деньги для дальнейшего сбыта; монеты же, найденные у Франсиона, исходили из какого-нибудь преступного вертепа и были вручены ему обманно при расплате в одном из злачных мест. Ремон возразил, что так думать не следует, ибо Франсион слишком хорошо разбирается в деньгах, но что фальшивые монеты были вложены в его карман, когда они поутру стояли в церкви, каковое обстоятельство он готов лично засвидетельствовать перед кем угодно. Все подивились такому злодейскому поступку, а велемудрый Гортензиус принялся осыпать проклятиями современных мошенников и наговорил таких забавных вещей, что трудно было удержаться от смеха и что друзья даже были не прочь сообщить их Франсиону, дабы рассеять его грусть. Это подало некоторым повод поострить насчет создавшегося положения, хотя они и были сильно огорчены арестом своего друга. Гортензиус сказал про обрезчиков монет, что они корчат из себя ярых святош, ибо всё вертится вокруг креста [243]
. Это была ходячая острота, достойная ума такого человека, который повторял наудачу все, что слышал от других. Но Одбер, взяв слово, заявил:— Нет, милейший мой учитель, это скорее доказательство презрения, питаемого ныне к письменности, по поводу коего вы сами не перестаете бичевать невежество нашего века; ибо трудно найти теперь такую монету, на которой не были бы стерты все письмена: сошлюсь на наши французские ефимки.