Правила игры в человека

Хозяин повёл Ёкселя через всю квартиру к задней двери, откинул крюк и выпустил его с монитором на лестницу. И захлопнул дверь. Ёксель пошел вниз, но на первой же площадке высунулся в окно, надеясь и здесь разглядеть что-то настолько же невозможное. Но из этого окна был виден только двор-колодец, совершенно обычный. Спустился вниз, толкнул тяжелую дверь, снабженную не современным доводчиком, а архаической пружиной, сто лет таких не видел. Нижний этаж был не освещён, дверь Ёксель нашел практически ощупью, так что в первый момент зажмурился от яркого света, а когда снова открыл глаза, оказалось, что вышел он на задворки Московского вокзала, и за спиной у него не тяжелая дубовая дверь, а маленькая выкрашенная шаровой краской металлическая дверца.

Сообразил, что забыл имя продавца. Оно же было, на рынке Авито имя указывается обязательно, но как корова языком слизала. Открыл Авито на телефоне, но это объявление было уже удалено.

Довезти монитор до дома удалось без потерь, хотя было и не очень удобно с этакой дурой на багажнике. Дома монитор повёл себя отлично, ну, подключился тоже не с первого раза, но уж как только подключился, показал себя молодцом. Первым делом, благо и компьютер был новым, Ёксель поперекидывал с бэкапа на новый винчестер архив картин, там были и те, что на старом мониторе казались ему не очень, ну, это, видимо, под воздействием живых красок кажется, что круто, а отсканируешь – и сразу видна вся лажа. Но этот монитор показывал всё в каком-то очень добром свете. А неплохой, оказывается, художник вышел.

Система на новом компе была – виндовс десятка, тоже новая в ёкселевой жизни. Оказывается, всякий раз просыпаясь после режима сна, она показывает какую-нибудь красивую картинку. Руины в Кейсарии, окна в скалах Каппадокии, финские озёра, снятые с воздуха, водопады и вулканы. Быстро к этому привык и пристрастился. Но была и другая категория случайных картинок, которые Ёксель посчитал инициативой самого монитора. Стоило зависнуть, задуматься, потерять нить работы, когда долгие часы выглаживаешь контуры рисунка для будущей наклейки или печати на ткани, как монитор моргал и переключался на случайный городской пейзаж. Все фотографии очень походили на Питер, что-нибудь в центре, доходные дома, модерн, классицизм, сталинки – всё было знакомым и неузнаваемым. Как правило, после такой перезагрузки работа шла на ура: поразглядываешь эти дома и крыши, и дальше уже как-то легко с цветобалансом и контурами.

И всё равно втайне ждал того самого вида с зависшей в воздухе стелой. Жалел, что не спросил имя хозяина, не сфотографировал эту площадь на телефон. Знал, что после того, как увидит эту фотографию, получится вообще всё.

Раскрывающая коробка синнабонов

Эйсу поймала послание прямо с утра, с пролетающим желтым листом, едва ли не первым в этом году, и сразу пошла к Исиа, невозможно же не пойти, когда она зовёт, дело у нее к Эйсу бывает редко, и сразу ясно становится, что это дело, а не что-нибудь там. Большая комната Исиа, как часто бывает по утрам, была по колено залита водой, и сквозь воду проглядывали темные досочки паркета.

– Чувствую я, – сказала Исиа, – что по ту сторону что-то не очень. Вот прямо очень не очень. У тебя хорошо с переходами, ты же можешь отнести им раскрывающий пирог, нырнёшь туда, пирог отдашь, и всё, больше ничего не нужно. А то если у них там всё схлопнется, нам тоже не поздоровится.

– Прямо сейчас? – переспросила Эйсу, уже изготавливаясь нырнуть в тёмную воду.

– Нет-нет, – рассмеялась Исиа, – пирог-то еще не готов. И кофе мы еще не пили, хвост даю, ты не завтракала. Нырять лучше вечером, как раз успеем приготовить, и наобщаться, да и вечером слышнее, что там, прицеливаться легче. Давай, пойдём готовить.