Тыквы закупить успели. Воздушные шарики Ари закупила еще за две недели до, когда внезапно всё хеллоуинское в фикс-прайсе заменилось на новогоднее, это пятнадцатого-то октября, и на полке только и осталось, что пакет оранжевых и черных шариков и здоровенная фальш-татуха с гробиками и розами. Аквагрим же всегда был в подпольном музее для некоторых особенно театрализованных лекций. В общем, всё было готово, и в назначенную ночь оказалось, что пришло как-то больше народу, чем ожидалось. Правда, большая часть была всё-таки своих, тех, что в чатике. Кто-то в ведьминском костюме, кто-то просто в реконском, а кто-то накинулся на аквагрим и принялся расписывать себя и других. Желающих резать тыквы оказалось больше, чем места на раскладном столе, так что вытащили из неосвоенной части подвала еще несколько поддонов, так хватило всем. Вырезанную мякоть складывали в десятилитровый бак, чтобы потом сварить страшного супа на всех. Незнакомая виолончелистка (с ней, впрочем, быстро познакомились, назвалась Славой, и впрямь оказалась довольно славной) достала виолончель и задала всему действу негромкий саунд-трек. На этот счет можно было не опасаться: над подвалом только закрытый уже несколько месяцев магазин, некому было возмущаться ночной музыке.
Где-то к часу ночи раздался условный стук, подтянулся еще кто-то свой. Ари поднялась к двери и откинула щеколду: ура, это Травка! Травка, несомненно, свой, только заходит не слишком часто: работает в кафе, да еще и шаманит. Удачно из нижнего мира вышла, и прямо в подпольный музей!
– Ого! – сказала Травка, оглядевшись.
– Что ого?
– Да у вас тут тесновато.
Тесновато не было. Все расселись по лавкам и поддонам, довольно просторно, всяк был занят чем-то своим, кто тыкву резал, кто лицо красил, кто шарики надувал. Коллекции мирно лежали на своих стеллажах и никому не мешали. Свободно можно было пройти к стойке, где Олег как раз сварил кофейник кофе. Но Травка как-то замешкалась, и, найдя крючок для своей дублёнки, принялась пробираться к стойке, как будто кого-то обходя.
«Травка видит духов», вспомнила Ари, «надо будет спросить, кто здесь».
Травка, между тем, добралась до стойки, обрела свою чашку кофе и тыквочку, устроилась прямо под стойкой на сундучке с коллекцией для мимимитинга и принялась вырезать тыкве ехидную улыбку, оставляя вычёрпывание на потом, потому что все круглые стамески оказались заняты. Ари подсела к ней и задала таки свой вопрос.
– Ну, слушай, – замялась Травка, – тут бы показать бы, а не рассказывать. А я не знаю, как показывать. Укусить бы тебя, но, по-моему, шаманизм не вампиризм, так не передаётся. Ну, смотри: вон тот чел в тельняшке с собой домашнего духа привёл. Он большой, тёмный, сидит у него за спиной и щупальцами помахивает. Вон та девочка, которая парня под череп красит, у нее на плечах и за спиной такой белый пушистый дух, весь на плечах не помещается, разлёгся задницей на весь поддон, туда и не присядешь. Ёксель пришёл с минотавром. Ничего не могу поделать, это минотавр, я его даже знаю, он живёт в доме Бенуа, я уже Ёкселя от него как-то раз спасала, а вот смотри-ка, поладили. Не то чтобы стоило приводить его в гости, он пол-подвала занимает, но такая уж это ночь. Еще тут мелких всяких ребят полно. Под витриной с башмаками сидит местный дух. Кажется, это бывший дворник, но он с тех пор стал гораздо духовнее… Духоватее… Ну не знаю я, как объяснить, когда бывший алконавт отрастил длинный хвост и шесть лапок? Вот такие приблизительно у нас дела.
– Круто, – вздохнула Ари, – интересно быть шаманом, я бы тоже не отказалась.
– Ну, тут ведь как, – возразила Травка, – сначала духи разбирают тебя на части и пересобирают по-новому, а потом ты не можешь не ответить на любой шаманский запрос. Так себе договор, если вляпался, то уже и не отвертишься. Ты вот лучше подпольный музей держи, а то нам скоро и деться будет больше некуда.
– Ну, это-то мы держим, – махнула рукой Ари.
Снаружи между тем загрохотал дождь. Ну вот, ждали снега, а тут дождь, ну и ничего, в подвале крыша не протечёт, продолжили праздник, некоторые уже и дорезали свои тыквы, а Ари поставила вариться суп. Но дождь всё не кончался, и, когда Травка уже приближалась к завершению своего фонарного джека, из-за двери плеснула вода и потекла по направлению к стойке.
– Ну вот, – вздохнула Ари, – первый раз протекло, а сколько мы уже тут сидим. Года полтора. Надо же, чтоб сегодня.
– М-да, – сказал Олег, – надо было сделать сток в полу. Могли же. А в голову не пришло.
Из-за двери продолжало лить, весь народ уже понял, что на полу долго не усидишь и перебрался повыше, сложив поддоны по три. Сундучок с коллекцией Травка предусмотрительно успела поставить на шкаф с посудой, а сама взобралась на стойку.
Музыка стихла. Виолончелистка Славка повесила виолончель за гриф на протянутую вдоль всех окон струну-карниз, положила смычок на стойку рядом с Травкой, подошла к растущей на полу луже и опустила в неё руку.
– Что это она делает? – шепнула Травке Ари.