Правила игры в человека

Вышел из клуба, но пошел не через арку сразу на Каменноостровский и к метро, а почему-то кругом, через дворы. В темноте граффити-дворика прислонился к тополю, они вообще странные, эти тополя, у всех уже суббота, а у них четверг, стоят зелёные, днём еще видно, что края некоторых листьев побурели, а сейчас, ночью, как будто вечное лето у них, как будто нет времени как такового. Прислонился к стволу, там еще такая ямка удобная обнаружилась, как раз для плеча, достал сигарету, закурил. На стене шестиэтажки, торчащей над гаражами, явственно маячила рогатая тень быка, непонятно было, что ее отбрасывает, в граффити-дворике света не было вовсе, в соседнем дворе, за стеной, был фонарь, но от него тень в любом случае должна была бы падать на другую стену, но, так или иначе, бык был, и над его головой разноцветными угловатыми буквами было написано: «РАЗУМ». «Ну хоть у кого-то в этом мире остался разум», – засмеялся и махнул рукой с дымящей сигаретой в сторону быка, так, что тонкая струйка дыма поползла в ту сторону. Бык кивнул.

* * *

Ворвалась в лавку художника в последнюю секунду, парень за стойкой уже подсчитывал дневную выручку, и кассу уже снял, но почему-то не сказал «мы уже закрыты», обрадовалась, выпалила «а найдётся у вас белая чешская тушь и плоская кисточка?» – очень захотелось написать буквы белым по-черному. И белая тушь нашлась, и кисточка, более жесткая, чем ожидала, но так даже лучше. В лавку зашла другая женщина, буквально через минуту после, а вот ей уже сказали «мы закрыты», все поняла, касса же всё уже, отсчитала деньги совсем без сдачи, с мелочью, так проще. Парень обрадовался и пошел гасить свет, вышла вместе с женщиной из темнеющей лавки, вежливо пропуская вперёд, замешкалась в дверях, и показалось, что еще кто-то белый плеснул мимо глаз, обнимая сзади за плечи, плечи окутало теплом. Недоумённо оглянулась – да нет, ничего лишнего, никого рядом, на плечах только цветной гобелен слишком холодного для этого дня пальто, но почему-то и впрямь стало теплее, и так и было тепло до самой мастерской. Как будто пушистый зверь разлёгся на плечах, да так и остался.

* * *

Соседка по площадке появлялась дома редко, кажется, у неё была еще одна квартира, а эту она как бы унаследовала, как бы пристроившись ухаживать за одинокой бабушкой. Да еще и оказалась единственной некурящей на лестнице. Все остальные восемь квартир, когда запретили курить на лестницах, договорились между собой, мол, будем штрафы, если что, друг другу платить, всё было бы отлично, если бы не она. А она прибегала домой раз в неделю, причем всегда в два приёма: прибегает, выходит ненадолго, возвращается и снова исчезает на неделю, причем, за эти недолгие минуты обязательно успевает прочитать кому-нибудь лекцию о вреде курения и пообещать пожаловаться. Жаловаться она вообще большая любительница. Вот, скажем, вяза во дворе нет из-за неё. Пожаловалась. Причем, потом еще пыталась его наивно спасать. Как это так, я просила его полечить, а его пилить пришли. Как будто не знает, как тут всё работает. Вот и сегодня не повезло: только устроился покурить на верхнем подоконнике, как она опять заявилась, и опять за своё. Скандалить не хотелось, глубоко вдохнул и глубоко выдохнул, чтобы не выходить из себя, и как будто вдохнул и выдохнул прячущиеся у чердака тени. Теперь, когда у чердака был новый замок, к теням наверху появилось какое-то свойское чувство, как будто лично охранил их от пришельцев с соседней лестницы, которые шлялись через открытый чердак и плохо себя вели. Сам врезал замок, отчаявшись выпросить у соседки ключ, кажется, она его потеряла; а ему самому домоуправ ключ давать отказалась, мол, художники асоциальны, дам более надёжному жильцу. Более надёжная жилица судорожно вздохнула, глядя куда-то за спину своему соседу, неловко отступила на шаг, вскрикнула, бросилась вниз и резко захлопнула свою дверь за собой. «Ну вот, совсем спятила», – пожал плечами. Ну, бывает. Спятила и спятила. Затушил окурок, аккуратно закрыл баночку, спустился на пол-пролёта в мастерскую. Десять минут назад пошел курить, потому что казалось, что со светом в мастерской что-то не так, как будто было не увидеть, что не так в картине, повернул к окну, оттуда падал дополнительный свет фонаря, но тоже не помогло, потому что казалось, что за спиной пустота, пропасть – и, надо же, перекур помог. Пустоты за спиной больше не было, и сразу стало видно, где на картине должно быть больше света, как будто притаившаяся за плечом тень наконец оттенила всё, как надо.

* * *

– Ну что, – сказал Олег, – нам опять всё запретили. Никакого Самайна не будет.

– А мы и так подпольный музей, – рассмеялась Ари, – так удачно. У нас – будет!

– И как мы это сделаем? – спросила Медвед.

– Да как обычно. Напишем всем нашим в чатик, а остальные по запаху подтянутся.