Правила игры в человека

Она так и не определилась, как называть человека, управляющего катером, – капитаном? Водителем? – он вышел на палубу, поздоровался с курильщиком за руку, как с давним знакомым – ну, да, город маленький, – они заговорили о чём-то. Ася, разглядев его, изумлённо хихикнула. Внука дяди Юры Харитонова она представляла себе совсем не так. Местным таким мальчишкой. Белобрысым. Простеньким. В телогрейке и картузе, наверное. Даже пожалела его, воображаемого: день изо дня водить катер по зимней реке, в темноте, – за такое дело не берутся от хорошей жизни, а куда деваться, работы в городе особенно нет… А этот оказался немного старше Аси на вид – и совсем не местным, даже неуместным здесь. Его намного проще было представить себе в московской кофейне или в питерском книжном, если не считать фуражки. А впрочем, отличная была фуражка – синяя, с новенькой блестящей кокардой. И синий же форменный китель с серебристыми пуговицами. А ещё оранжевый свитер крупной вязки, потёртые джинсы и тяжёлые ботинки. И очки с оранжевыми стёклами. О, кем бы ни был этот человек, капитаном он не был точно; он играл в капитана, вероятно, сам с собой. Надо признать, это поднимало настроение. Ася всегда любила наблюдать игры, в которые люди играют сами с собой. И любила таких людей, потому что они обычно оказывались интереснее прочих. И завидовала им. Потому что им всегда хватало того, отсутствие чего не позволяло Асе с головой рухнуть в какую-нибудь собственную игру, – то времени, то денег, то душевных сил или обычной человеческой беззаботности.

– По местам, – сказал он, развернулся на месте, отсалютовал детям фуражкой и удалился в рубку.

Ася заглянула в надстройку. Там оказалось неожиданно тепло. Восхитительно тепло – а ведь она, в дурацком своём порыве детского путешествия, уже мысленно приготовилась стучать зубами и отогревать руки под мышками все три – или сколько там? – часа пути, и расплатиться простудой. Пассажиры уже расселись по креслам, она села тоже, обнаружила ремни и на всякий случай пристегнулась. И почти не ощутила движения, только в первый момент немного качнуло, а потом «Светлый» пошёл по воде так, словно его влекла вперёд необъяснимая волшебная сила: не слишком быстро, размеренно и совершенно бесшумно. Это было немного грустно, это всегда грустно: все чудеса технической эволюции в последнее время напоминали Асе, что ей скоро будет сорок. И жизнь, если уж честно, не удалась. И что-то среднее между болезненной фантазией и инстинктом самосохранения постоянно тянуло вернуться – любой ценой – туда, где компьютер был недостижимой мечтой, в самолётах неистово укачивало, двигатели шумели и гудели, а люди, желающие увидеться, просто приходили и звонили в дверь.

Словно в насмешку, пропал сигнал сотовой связи. Снаружи, за окном, оказалось непроглядно. Можно было почитать, но заряда оставалось всего ничего. Ася задремала было, пригревшись, но вскоре случилась первая стоянка, и пассажиры потянулись к выходу. Кто вышел, кто вошёл в посёлке с неосвещёнными мостками, она не заметила, но услышала в разговорах, что интернет не будет ловиться до самого Кочеткова, такие уж здесь места. Те, что заскучали без связи, остались на палубе снаружи, и Ася вышла к ним. После тепла зимняя сырость чувствовалась совсем не так мучительно, как в городе. Курильщик, понятное дело, курил. Дети на носу терзали игрушечный штурвал, воюя за право управлять «Светлым». Юных влюблённых не было видно. По берегам тянулись то тёмные леса, то редкие огни; туман то рассеивался, то наползал снова, пахло отчего-то снегом, хотя единственный снег, выпавший в этом декабре, продержался не больше дня и безнадёжно ушёл в земную зимнюю грязь. Было отчего-то томительное предновогоднее чувство, такое, что каждый источник света во тьме – и зелёные лампочки, и огонёк сигареты курильщика, и что-то оранжевое, мерцавшее по борту ближе к носу, – казался праздничным. И чувство это, похоже, томило не только Асю: женщина в меховой шапке достала из сумки тоненькую пачку бенгальских огней и зажигалку, запалила две штуки и бережно вручила детям; девочка взяла свой огонь голой рукой, а мальчик боязливо натянул варежку. Они были в том возрасте, когда все эти чудесные светящиеся штуки ещё по-настоящему восхищают. Ася подумала, что запомнит этот вечер покрепче на тот случай, если новый год не удастся, – чтобы потом, тайком от себя самой, подменить воспоминание. И ещё подумала – можно ли в детстве насмотреться на всё это впрок, под завязку, так, чтобы потом взрослые голодные глаза не вцеплялись в фонари, витрины и фары, как в заветные сияющие леденцы?

– А жить-то неплохо, – сказал курильщик то ли ей, то ли в пространство.

– Наверное, – отозвалась Ася.

– А штурвал такой, для детишек, ещё у дядь Юры на буксире был, не помните? Всё время давал мне покрутить.

– Не помню. Может, при мне уже не было, – вздохнула Ася. – Мне зато погудеть давал.