Правила игры в человека

Идёт в библиотеку и просит старые планы сгоревшего дома-музея – со всеми его переходами, пролётами, лестницами, давайте всё, что у вас найдётся. У них много чего находится, и он долго сидит, разбираясь с чертежами, рисует и отбрасывает схемы, проводит стрелки, делает пометки. Ещё раз идёт в библиотеку, что-то уточняет. Звонит знакомому архитектору, задаёт вопросы. Когда знакомый интересуется, зачем ему это, машет рукой и говорит: что-то вроде терапии, не обращай внимания, просто ответь. Снова рисует, проверяет и перепроверяет. Убеждается в том, что теперь он точно знает, куда идти.

Ну, давай, бормочет он следующей ночью, закрывая глаза, поехали, где ты там. Я – здесь, и мы с ним вместе проваливаемся в сон, который уже совсем не сон, я становлюсь тоннелем, прочно соединяя реальность с реальностью и надеясь, что у него получится, и что мне не придётся схлопываться в не-случившееся, будет ужасно жаль. Мне очень хочется ему помочь, я столько времени с ним провозился, теперь он непременно должен справиться.

Он открывает глаза, вокруг пахнет дымом. Так, ребята, говорит он очень спокойно, настолько спокойно и уверенно, что все сразу замолкают, девчонки перестают визжать, и все слушают его. Так, ребята, взялись за руки и идём за мной, говорит он, нам вон в ту дверь и по коридору направо.

Дежурство

Дежурить надо, конечно, на перекрёстке, это самое удобное место, сразу несколько улиц хорошо просматриваются, каждого прохожего заметно издалека. Но зато и ветер здесь дует, точно вам говорю, со всех четырёх сторон одновременно: куда ни повернись, ветер тут же радостно швыряется тебе снегом прямо в лицо.

Петрович притопывает на месте, хлопает руками в меховых перчатках, кончик носа у него покраснел. Я смотрю на него, и меня пробирает холод, которого я только что почти совсем не чувствовал – уж больно заразительно, со вкусом мёрзнет Петрович.

– Гляди, – говорит он, выдыхая вместе со словами белое облако пара, – гляди, вон, вроде бы, наш клиент.

Я гляжу, куда он показывает, и киваю: молодец, Петрович, всё правильно, наш клиент и есть. Идёт, покачиваясь из стороны в сторону, вид усталый, пустой мешок на плече красной тряпкой повис. Укатала дедушку праздничная ночь.

Мы идём ему навстречу – а бедняга, кажется, даже этого не замечает. Раз в несколько секунд он рывком поднимает голову, мутным взглядом оглядывается вокруг и слегка изменяет траекторию движения, ориентируясь на светящуюся махину главной городской ёлки. За ним остаётся неровный зигзаг следов, их быстро засыпает снег.

– Привет, – говорит Петрович не очень громко, чтобы не испугать клиента.

Бывает, что, услышав незнакомый голос, кто-то бросается бежать, а гоняться за ними по сугробам, прямо скажем, удовольствие ниже среднего. Этот испуганным не выглядит, уже хорошо.

– Эй, привет, – повторяет Петрович, – Ты меня слышишь?

– С-слышу, – бормочет клиент, не очень внятно, но разборчиво. – С-с праз-зником, рбята.

– С праздником, дедушка мороз! – отвечаю я. – Ты подарки нам принёс? Честное слово, мы хорошо себя вели в этом году!

Он останавливается, трясёт мешком и разводит руками:

– Н-ни одного пдарка н-не осталось!

– Это жаль, – вздыхает Петрович. – Ну тогда, может, какое-нибудь желание исполнишь?

Дед мороз серьёзно задумывается и неуверенно говорит:

– Мне бы…

Останавливается, вздыхает, с явным усилием встаёт ровнее и произносит довольно-таки отчётливо:

– Мне бы домой, ребята. Поздно уже. Устал я, весь день работал, – и, в доказательство своих слов, ещё раз трясёт мешком.

Ой-ёй, вот это совсем плохо. Настолько плохо, что я даже слегка теряюсь – когда клиенты ведут себя так, меня накрывает, я об этом хорошо знаю и ничего с этим поделать не могу.

А дед мороз между тем стоит, глядя на мигающую ёлку, хмурится и шевелит губами – ещё немного, и он, пожалуй, припомнит свой адрес, достанет из кармана паспорт и попросит проводить его домой. На этой стадии я практически бессилен. Хорошо, что как раз для таких случаев у меня есть Петрович.

Он приобнимает клиента за плечи, тот не возражает, хотя явно не очень доволен, но Петрович, не обращая на его недовольство ни малейшего внимания – у меня бы так точно не получилось – ведёт его за собой.

– Ну, ну, – бурчит Петрович, – домой это, конечно, хорошо, домой это правильно, только давай сначала посидим, погреемся, поговорим, у нас как раз тут машина, вон она стоит, недалеко, сам говоришь, устал, еле на ногах держишься.

Он аккуратно подводит его к машине, открывает дверь и помогает забраться на заднее сидение, закрывает дверь, выпрямляется и вздыхает:

– В последний момент поймали, похоже.

– Точно, – говорю. – Спасибо, – говорю.

Петрович нетерпеливо шевелит заиндвевшими бровями и кивает на машину – какое, мол, спасибо, давай уже, твоя работа только начинается. Это правда, ничего не скажешь, и я ныряю внутрь.