Правила игры в человека

– Мальчики! Встаём на укольчики! – рука ласковой, но строгой нянечки, Старшего Демона Галины Николаевны лежала на выключателе.

Восемь «мальчиков» с перекошенными харями, отвисшими губами, зашитыми проволокой челюстями и обмотанными бинтами черепами угрюмо завозились под простынями и покорной вереницей потянулись в процедурный кабинет.

Вы когда-нибудь замечали, что малейшее искажение привычной формы лица превращает любого человека в чужих глазах в жуткого демона? Uncanny Valley, зловещая долина, бич всех аниматоров и робототехников, в челюстно-лицевой хирургии – не гипотеза, а проверенный факт, – думал Сэмюэль, стоя в очереди на укольчики. – И неважно, сколь высоким стилем мы умеем говорить, когда стоим тут, в трениках и майках, хриплыми голосами выплевывая отрывочные слова из капающих слюной ртов, орки-орками, – Сэм скривился, легонько ощупывая пальцами лицо. – Но ведь внутри-то люди остаются теми же, изменилась лишь их внешность, а милосердное подсознание немедленно вытесняет это из памяти; увидев себя в зеркале, они замирают, поражённые, не в силах смириться: это что, я?

Видимо, поэтому в челюстно-лицевой хирургии зеркал практически и нет, даже в лифте, вон, пленкой заклеено. Или все же внешность меняет и суть? – продолжал угрюмо размышлять Сэм. – Вот взять меня: уж на что эстет, сука, блять, тонкая натура, а обращаясь к этим, хочу разговаривать исключительно отрывистым матом, да и они с моим опухшим алкашеским еблетом, вероятно, тоже. Только к медперсоналу как-то заставляешь себя подбирать слова, да и то потому, что от них, по большому счёту, зависит твоя боль, – Сэмюэль поморщился, вспоминая, как закончился вчерашний вечер.

…1200 °C – 0 °C

Алишер отвёз его на лифте на пятый этаж, показал место в почти полной восьмиместной палате, – повезло, у окна, удивился Сэм, – а затем проводил до операционной и усадил в кресло. Через пару минут возле кресла появились симпатичная – насколько можно было разглядеть по открытой полоске лица между маской и шапочкой – молоденькая ангелочек-врач в беленьком платьице и похожий на Мефистофеля резко рубленым лицом чернобровый, черноволосый и черноглазый дылда-доктор.

Мефистофель залез ему в рот пальцем в чёрной хирургической перчатке – эстет, подумал Сэм, хорошо, – показал ангелочку: режем вот тут, проходим сюда и сюда, чистим, промываем – старший, подумал Сэм, хорошо, – небрежным жестом выбросил перчатки в урну и, отойдя к соседнему креслу, совсем не по-мефистофельски заворковал с другой пациенткой.

Девочка долго и тщательно обкалывала челюсть Сэма наркозом, проверяла, схватился ли; затем что-то легонько резала скальпелем, когда Сэм ойкал, тихонько приговаривала «потерпи, потерпи, мой хороший», и Сэмюэль совсем размяк. Как оказалось, напрасно: когда она всадила ему между щекой и зубами совершенно стерильный огненный меч (ощущения были именно такими), Сэм взвыл от неожиданности вперемешку с болью и рефлекторно сжал зубы, но это не помогло. Удивительно, насколько твёрдая у неё оказалась рука!

Дальнейшее Сэм помнил смутно – вцепившись в ручку кресла, он делал множество очень важных дел одновременно:

дышал струящимся огнём, стараясь призвать сущность оборотня своего тезки и не орать;

наконец-то осознал сущность термина «пелена перед глазами»;

слушал, как, недрогнувшей рукой вращая в его челюсти огненный меч, ангелочек одновременно напевает ему «потерпи капельку, мой хороший, больше уже не будет больно»;

смотрел со стороны, как выгибается дугой в кресле его тело в разноцветных мондриановских носках, и думал, какие они все-таки прекрасные, эти носки.

Последний удар ему нанёс Мефистофель, который, как выяснилось, все это время наблюдал за процессом из-за плеча. Он сделал ещё несколько движений, от которых Сэму показалось, что его череп выскребает изнутри чайной ложечкой какой-то гурман – да, прямо не снимая с шеи; удовлетворенно кивнул, сказав «вот теперь хорошо», и исчез.

Лёжа в кровати с ледяным компрессом на щеке, Сэм больше всего боялся, что наркоз сейчас отойдёт, и вот тогда его ждёт настоящая Боль, однако он засыпал, просыпался вновь, снова засыпал, шли часы – а боли не было.

– Она же пообещала, что больше не будет больно, – пробормотал Сэм, опять засыпая, и уже на самой грани сна удивился: – Интересно, я ее на самом деле укусил или мне приснилось?

…37,5 °C – 36,9 °C

Дни шли один за одним. Сэм спал, ел каши, протёртые супы и кисели, спал, подставлял вены и ягодицы под уколы, снова спал, глотал таблетки, спал. Изредка выходил на улицу покурить. Взбухшее лицо потихоньку опадало.