Правила игры в человека

Привык обнимать щупальцами выдающийся в море мыс, с самого его начала. Когда-то здесь была небольшая отмель, на которой любил лежать и смотреть на пробивающиеся сквозь прозрачную воду лучи, потом что-то случилось, воды стало меньше, изменилось направление течения, начал отползать. Течение неслось мутное, с песком и землёй, но стало прозрачнее, начало укладывать песок под себя, и намыло постепенно этот длинный узкий остров. Остров оказался приятным на ощупь. Обнял его, устроился в его створе. Течение обтекало с двух сторон. Решил, что это и будет его домом теперь, когда всё изменилось.

Когда с моря шла нагонная волна, остров заливало первым, поэтому люди на нём не жили. Это тоже было неплохо, хотя иногда он выпускал остров и смотрел, как они ловят рыбу в заливе или топят печи на островах. Маленьких деревень было много, и рыбы было много, хватало всем. Был даже городок, но гораздо выше по течению, туда он не забирался, там жил другой, пришлось поделить воду, чтобы не перепутаться.

Потом пришли другие люди, и начали строить город там, где никто не строился. Все знали, что рано или поздно нагонная волна придёт. А эти, похоже, не знали. Иногда думал, что сам нечаянно приманил этих дураков, не удержал в себе желания смотреть. А смотреть было на что: жизнь новых людей была гораздо разнообразнее, чем тех былых рыбаков. Они строили каменные дома и большие корабли, едва пролезающие над его обширным телом. Интересно.

Остров наконец начал заселяться, но странно: оброс причалами, пришлось переместить некоторые щупальца. У причалов начали появляться лодки, но другие, не рыбачьи. Узкие, гладкие, с высокими мачтами и большими парусами. Они бессмысленно катались по заливу, рыбу не ловили, как будто только ради того, чтобы показать ему: смотри, как мы можем, какие мы быстрые.

Человеческие строения становились всё выше, и даже на острове начали что-то строить. Лодок становилось всё больше, появились и совсем маленькие лодчонки с детьми, и наоборот – две-три больших, с двумя мачтами. На оконечности мыса было теперь бетонное полукольцо, любил, уложив туда щупальце спиралью, ощущать, как кили лодок трогают его, проходя к причалу.

А потом вдруг все причалы пропали, и вокруг начали расти огромные бетонные дома. Это было еще забавнее и интереснее, чем всё предыдущее, в этом была загадка. Люди здесь не живут, это он уже уяснил, и нагонная волна никуда не делась. Зацепился за кольцо причала уже двумя щупальцами, устроился поудобнее, решил смотреть внимательно.

* * *

Яхт-клуб закрыли, закрыли лодочный клуб на Карповке, застроили стадион под телебашней, застроили набережной Орловский парк, снова город отвернулся от воды. Но тут лодочному клубу пока повезло: он был как бы отдельно от яхт-клуба, арендовал место под ангар, так что занятия с лодками продолжились и зимой. Ангар топился страшного вида электропечкой на солярке, печь ревела так, что инструкции волонтёры получали прямо на ухо. Работы было много: судя по прошлой десятивёсельной гичке, которую ремонтировали аж три года, полный ремонт займёт много времени, но и волонтёров хватало. Трудно сказать, что побуждало людей среди зимы топать два километра от метро в холодный ангар, чтобы построгать дуб или постучать по медной заклёпке. Работа-то бесплатная, казалось бы, кто будет этим заниматься? Однако человек двадцать возрастом от пятнадцати до сорока ходили к этим лодкам два-три раза в неделю, видимо, чтобы потрогать что-то настоящее. Паша так уже привык каждый четверг строгать и гнуть шпангоуты, что, если занятия отменяли, например, из-за мороза, не находил себе места.

Заодно и резьбу делали для летучего голландца, который ожидался к лету. Голландцем он, конечно, не был. Обычный летучий петербуржец, настоящий большой деревянный корабль, построенный в те благословенные времена, когда трава была зеленее, а люди безалабернее. Паша тогда еще на свет не родился, да и корабль видел только на картинках, поэтому и резьбе учиться не стал, предпочтя шпангоуты и заклёпки.

Зато мусор приходилось выносить и за лодочниками, и за резчиками. Огромные пластиковые бочки, в которые засыпались стружки, выносились по мере наполнения в ближайший контейнер. Эта работа Паше по-своему нравилась, потому что вокруг помойки крутился большой и дружелюбный пёс Пират, которого можно было от души потрепать за ушами.

На каникулах устроили интенсивчик: четыре полных дня возни с лодками. Чаепитий в кают-компании под крышей ангара стало больше, и болтовни тоже. В один из дней мама дала Паше с собой здоровенный печатный пряник, украшенный изображением петровского ботика. У лодочного клуба ботик был: он уже много лет стоял на суше, украшая собой главную площадь умирающего яхт-клуба, и тоже был гораздо старше Паши. Этим летом в его днище обнаружилась дыра в форме чьей-то ступни.

– Да он катастрофически не мореходный, – ответили Паше на вопрос, нельзя ли и его починить, – гички круче на порядок. Не стоит возни.