Правила магии

Днем она работала в магазине и никогда не роптала, а по ночам горько рыдала в подушку. Но потом слезы закончились, и Джет взяла в привычку бродить по городу в одиночестве, в темноте. До полуночи она сидела в каком-нибудь баре, а после шла в Вашингтон-сквер-парк, где курила траву с незнакомцами. Ей хотелось забыться, потеряться в дурмане, дающем забвение, отгородиться от прошлого и от мучительных мыслей о Леви. По выходным она ездила в Центральный парк. И вот однажды, в пасхальное воскресенье, она забрела в самую глубь парка и вдруг услышала музыку и звон колокольчиков. Джет пошла на звук как зачарованная.

На лугу было полно народу, все пространство звенело принятием и любовью. Здесь все были всем рады, а Джет уже и забыла, как это бывает. Она давно уже не ощущала свою сопричастность чему бы то ни было. В ослепительно-голубом небе плыли воздушные шары, повсюду сверкали улыбки, люди ходили в венках и гирляндах из цветов на шее, пары занимались любовью, не стесняясь посторонних глаз, марки с ЛСД, тогда еще вполне легальной, выдавались любому желающему абсолютно бесплатно. Пушистик, Тень, Святое причастие, Сахарок – кислоту было принято называть по картинкам на промокашке, куда капали вещество. Вне зависимости от того, доставлял ли он радость или же приводил в замешательство, препарат менял восприятие, создавая рябь на поверхности мира.

– Держи, – сказал Джет проходивший мимо парень. Он что-то сунул ей в руку и пошел дальше. Она даже не успела увидеть его лицо. – Тебя это излечит, – бросил он через плечо.

– Меня ничто не излечит, – сказала Джет.

У нее на ладони лежала марка с кислотой. Все говорили, что это волшебное вещество. Оно переносит в другую реальность. Может быть, если ей повезет, в той измененной реальности она станет кем-то другим и избавится от мучительной необходимости быть собой.

Джет положила марку на язык и стала ждать, когда та растворится. Ее била дрожь предвкушения, и разве это не знак подступающей магии? Она ждала, но ничего не происходило, и Джет пошла через луг, пробиваясь сквозь плотную людскую массу. В какой-то момент она растерялась, не зная, куда идти дальше, и застыла на месте, пытаясь собраться с мыслями. Ей казалось, она забрела в лабиринт, где все остальные знают дорогу, и только она одна не представляет, где выход. Вот, кстати, где выход из парка? В какой стороне север? Куда подевалась ее душа? Не она ли сидит там, на ветке, точно древесный гоблин?

Проходившая мимо девушка пристально посмотрела на Джет и сказала:

– Удачно съездить.

– Я никуда не еду, – ответила Джет. Но она уже ехала, отъезжала. Мир обрушился на нее, взорвавшись буйством красок. Трава вдруг наполнилась жизнью, обратилась мерцающей галлюцинацией из сплетенных стеблей, населенной тысячами муравьев и жуков. Играла музыка, кто-то схватил Джет за руку и потащил танцевать, но она вырвалась и ускользнула.

На самом деле прошло минут сорок, но в восприятии Джет эти сорок минут уплотнились в одно мгновение. Посреди шумной толпы она себя чувствовала еще более одинокой. В остром приступе паранойи она опустила глаза, чтобы никто не поймал ее взгляд, чтобы никто не догадался, что у нее на уме. Джет утратила свой магический дар, но теперь она видела, как воздух сминается мелкими волнами; мир вокруг складывался, словно лист оригами. Земля содрогалась в судорогах. Может быть, это было небольшое землетрясение.

Джет бросилась прочь по тропинке, ведущей в глубь Дебрей. У нее сбилось дыхание, но она продолжала бежать вперед, лишь иногда останавливаясь, чтобы слегка отдышаться. Солнечный свет пробивался сквозь плотно сплетенные ветви деревьев, их тени ложились на землю кружевными узорами. Джет сама не заметила, как вышла к Древу алхимии, чей ствол пульсировал зеленой кровью, словно живой.

Джет подошла и прижала ладони к шершавой коре старого дуба. Все сверкало, искрилось, колыхалось волнами. Она ощущала вкус воздуха. Вкус ванили и мха. У нее под ногами стелились какие-то черные сорные травы, и она повелела им расцвести. Пересохшие стебли покрылись лиловыми и оранжевыми соцветиями. Она легла прямо в кусты ежевики, утонула в колючих ветвях, но не почувствовала шипов. Из крошечных ранок сочилась кровь, но Джет было совсем не больно, и каждая капелька крови напоминала алую розу. Если сейчас умереть, встретится ли она Леви? Может быть, он ее ждет, удивляясь, почему ее так долго нет?

Мимо промчалась стайка маленьких желтых птичек, словно капельки света, упавшие с солнца. Уже смеркалось, и в бледнеющем свете дня их яркое оперение слепило глаза. Джет крепко зажмурилась, но все равно видела свет. В темноте под закрытыми веками кружились тысячи светлячков. Как они туда забрались? Все было таким ослепительно-ярким, до боли в глазах.