Он перекидывался, как мячик, от одного к другому, и всем нравился. Обходительный, ловкий, мягкий, готовая «правая рука». При Павле I от генерал-прокурора Куракина к таким же — Лопухину, Беклешову, Обольянинову. Каждый его брал. Дальше — к Трощинскому, в канцелярию Непременного совета, «президиум» Александра I. Нужен, очень нужен. Изумительный докладчик. Делающий всё ясным, понятным. Еще прыжок — к министру внутренних дел Кочубею и, наконец, финишная прямая — стать личным человеком Александра I. Все прыжки — за 13 лет. Еще и за лень себя ругал.
Прочь старцев! В 1812 г. Сперанскому — 40 лет, Александру I — 35 лет, Кочубею — 44 года. Счеты между своими. Одно и то же поколение. Прямые, чистые отношения письменной, думающей машины, Сперанского — и властей предержащих. Такого выскочки еще не было в Государстве Российском.
И только? Канцелярский писатель?
Стоит помнить, кем был Сперанский. Семинаристом от младых ногтей. Тем, кто не мог мыслить иначе, как образами грандиозного переустройства мира по правильным, совершенным образцам. Формовщик. Творить государство в вычеканенных, звонких формах, прилаженных друг к другу. Внести дух в каменные его дворцы. Бог «одарил его (
Строить совершенное государство в России, где вместо хаоса будет механизм, ни в чем себе не противоречащий? Где человек включен, как часы, в надлежащее? Вот знаменитая реплика Сперанского. «Переполненный удивлением к Наполеону и Франции, сказал: „Там лучше установления, но у нас люди лучше“, т. е. русский человек мягок как воск; нужно только вылепить для него форму и со временем, постепенно, он сам собою в нее врастет. В этом смысле Сперанский <…> старался рассеять окружавший его хаос посредством бо́льшей системы и гармонии в устройстве разных частей управления: он принялся писать уложение, преобразовывать Сенат, разграничивать министерства, установлять порядок движения дел, давать образцы для составления бумаг, — одним словом, он, казалось, слепо веровал во всемогущество формы…»[238]
. Тем не менее, желая, чтобы «должностные лица были не простыми машинами, но в сфере каждого деятелями самостоятельными и в то же время ответственными»[239].Что он успел до «свержения» в 1812 г.? Конечно, не сам. Выслушивая, совещаясь. Упрощая, излагая ясным и торжественным языком, но, тем не менее, вкладывая и смыслы.
Новое —
Реформированный
Сперанского остановили в самом начале. Знаете, что он задумал? Ясную, строгую систему разделения властей — законодательной, исполнительной и судебной — сразу на 4-х уровнях: страна, губерния, округ, волость[241]
. Государственная дума! Думы губернские, окружные, волостные. Сенат («есть верховное судилище для всей империи»)[242]. Суды губернские, окружные, волостные. И такие же «правительства» на всех уровнях, как бы они ни назывались — от министерств до волостных правлений. Плюс четкая выборная система. Вход, ценз — только для людей с имуществом. Между императором и прочими властями — Госсовет, узкое горлышко, «в коем все действия порядка законодательного, судного и исполнительного в главных их отношениях соединяются и чрез него восходят к державной власти и от нее изливаются»[243]. Через Госсовет («администрацию») власть императора абсолютна. Всё можно отменить, не разрешить, установить только по воле Е. И. В.И — хитрость. Сперанский в «Плане государственных преобразований…» дал два варианта, на выбор Александра I — а) вся система только как оболочка, при «совершенном самовластии», б) «в самом деле ограничить его и умерить»[244]
.На выбор. Как желаете. Как скажете.